Владимир Шохин - Философская теология: дизайнерские фасеты

Но теизм наяиков представляет интерес не только «сравнительный», но и актуальный — и для философии религии и для философской теологии. Для первой в связи с тем, что сами приведенные отличия индийского теизма от классического (см. выше), при учете возможности и дальнейшей стратификации первого [75] Есть основания говорить о слабой, средней и сильных версиях индийского теизма, различие между которыми в том, что в первой версии Божество выступает лишь как учитель человечества и образ для медитации подвижника (классическая йога), во второй — как полуреальный создатель и промыслитель полуреального мира (адвайта-веданта), в третьей — как реальный демиург реального мира (ньяя-вайшешика). О ранних стадиях индийского теизма, хронологически предшествовавших положениям «Йога-сутр» см. [Шохин, 2008, с. 420–426]. , ставит вопрос об актуальности уточнения определения теизма как исходного типа религиозного мировоззрения [76] О дифференциации типов религиозного мировоззрения (теизм, монизм, дуализм, политеизм, космический энергетизм с подвидами) как одной из основных задач философии религии см. [Шохин, 2010, с. 240–241]. . Для второй — в связи с «подтверждением извне» положительной, выражаясь в терминах современной аналитической философии, компатибилистской версии решения вечной проблемы совместимости или, соответственно, несовместимости Божественного всемогущества и свободы человеческого выбора. Но теизм Уддйотакары еще раз напоминает о некоторых значительных религиоведческих идеях. Так, модель многостадиального произведения тел живых существ через диспозиции сознания Ишвары, его желания и, наконец, произведение им самих дхармы и адхармы [77] В воспроизводимом здесь пассаже текста содержатся серьезные опечатки: на деле речь идет о диспозициях сознания и желаниях не Ишвара, а живых существ, которые «пробуждаются» у них Ишварой в начале каждого мирового периода (примеч. мое. — В.Ш. ). максимально приближается к учению о творении ex nihilo. Пусть философ перед этим поспешно оговаривается, что Ишвара не самовластен, а после этого «ретируется», заверяя читателя в том, что он не представляет себе начала мироздания. Это вполне подтверждает гипотезу о том, что первоначальный общечеловеческий монотеизм, «остаточный свет» которого отражается очень рельефно в только что отмеченном «почти креационизме», был заглушен в Индии учением о карме и сансаре, что, однако, никак не отменяет того, что он распространялся и там [78] Правда, вероятно речь может идти уже об очень ранней примеси к нему панэнтеизма — распространеннейшей форме религиозного мировоззрения, в соответствии с которой Бог не творит мир извне, но сам является его «исходным материалом», в котором затем и самоосуществляется. На это указывает и замечание буддиста Арьядэвы (II–III вв.) о том, что ишваравадины рассматривают Ишвару и как источник рождения и как «место растворения» всех существ. См.: [Nakamura, 1983, p. 175]. .

В заключение два слова о принципе организации предлагаемого читателю перевода теистического этюда Уддйотакары. С целью эксплицировать полемическую структуру его текста, демонстрирующую на конкретном примере (одном из бесчисленных) принадлежность индийского средневекового философского менталитета к интеркультурному стилю аналитической философии, данный текст был представлен в наглядном диалоге наяика с его оппонентами-антитеистами. При этом мы дифференцировали фигуру абстрактного, умозрительного оппонента («Оппонент») — фигуру, первостепенно важную для текстов обозначенного философского формата — и реальных, исторических оппонентов («Буддист», «Санкхьяик», «Мимансак», «Материалист»). Демаркация была простая: если оппонент выражает в тексте Уддйотакары аргументы, более-менее характерные для его «философской конфессии», он теряет для нас свою «обобщенность», если выражает общие антитеистические позиции — сохраняет ее.

Перевод фрагмента ишваравады Уддйотакары и его предшественников был сделан по изданию: [Uddyotakara, 1916, p. 456–467], сверенному с соответствующим разделом по современному изданию [Uddyotakara, 1997].

Рациональные обоснования существования Божественного Первоначала макро- и микрокосма, документируемые уже в диалогах Платона, понимались начиная с позднего средневековья как основное дело рациональной теологии, а начиная с XIX в. также (с некоторыми «разночтениями») и философии религии (наряду с божественными атрибутами и действиями) в англо-американской традиции [79] Трактовка предметности философии религии как философской теологии подвергалась мною критике неоднократно. В частности, я отмечал, употребляя очень традиционный прием аргументации reductio ad absurdum, что аналогичное понимание предмета философии науки привело бы к тому, чтобы ее нагрузили и непосредственными проблемами физики, химии, математики, астрономии и т. д. наряду с изучением самого феномена науки, языка науки, научного сознания, научных революций и т. д., а философию образования — и написанием учебников по предметам, изучаемым в школе и в вузах вкупе с исследованием самого образовательного процесса и т. д. А также что, дабы не умножать сущностей без необходимости, эпистемически законным предметом философии религии должна быть сама многомерность «религиозного», в которой можно было бы различить религиозность как таковую, феномен религии как род и виды и экземпляры этого рода в качестве эмпирических религий. См., в частности: Шохин В.К. Философия религии и ее исторические формы (античность — конец XVIII в.). М., 2010. c. 210–211, 213–214. . При этом далеко не всегда разработчики и «обработчики» этих обоснований решали и решают задачи собственно теологические, т. е. апологетические — задачи «нейтрализации» противников теистической религии и обращения неверующих и колеблющихся. Значительно чаще, начиная уж точно со знаменитого доказательства Ансельма Кентерберийского, речь шла и идет о задачах философских, имеющих самодовлеющее метафизическое значение и никак не причастных к религиозной жизни [80] Как метко заключил Учитель из замечательной притчи «Расторжение брака», «немало на свете людей, которым так важно доказать бытие Божье, что они забывают о Боге. Слово Богу только и дела, что быть!.. Да что там, так бывает и в мелочах. Ты видел книголюбов, которым некогда читать, и филантропов, которым не до бедных. Это — самая незаметная из всех ловушек» ( Льюис К.С. Письма Баламута. Расторжение брака. М., 2003. c. 148). . Но это обстоятельство в значительной мере ответственно и за то, что начиная с Реформации время от времени сама целесообразность такого предприятия, как разработка этих рациональных обоснований, подвергается критике как несоответствующий христианскому призванию «аристотелелизм».