Владимир Шохин - Философская теология: дизайнерские фасеты

Центральность темы этих обоснований в современной аналитической теологии, которая никак не устраняется и их критикой (на ней строится в значительной мере сама реформатская эпистемология) повлияла на то, что закрепился и прочный канон позиций по отношению к ним, унаследованных отчасти еще с раннего Нового времени и Просвещения, который теми, кто работает над этой темой (а здесь имена не только второго, но и самого первого ряда) принимается либо эксплилицитно, либо по умолчанию. Из этого канона можно выделить несколько основных, почти непроверяемых, позиций.

1. Речь идет именно о доказательствах или по крайней мере об аргументах, имеющих аутентичную «доказательную силу», и поэтому в аналитической теологии, которая занимается ими всерьез, имеет место преимущественно синонимическое употребление соответствующих терминов в их применении к существованию Бога [81] Весьма наглядный пример дает такой авторитетный аналитический теолог, как Стивен Дэвис, который в одной весьма известной монографии говорит преимущественно о классических аргументах в пользу существования Бога (arguments), но совокупно называет их «доказательствами» (proofs). При этом книга начинается, при утверждении о том, что «теистическое доказательство есть попытка доказать, посредством аргумента, что Бог существует», с вопрошания о том, что есть «доказательство» и что есть «аргумент», как кажется предполагающего, что это не одно и то же, но далее автор использует оба термина как синонимы (начиная уже с той же первой главы «Что такое теистическое доказательство?»), а главу «Другие теистические доказательства» (Other Theistic Proofs) спокойно завершает параграфом «Каламический космологический аргумент» (The Kalaam Cosmological Argument). См.: Davis S.T. God, Reason and Theistic Proofs. Edinburgh, 1997. P. 1–14, 150–155 et al. (русский перевод: Дэвис С.Т. Бог, разум и теистические доказательства / Пер. с англ. К.В. Карпова. М., 2016). .

2. Не по «материи», но по форме все эти доказательства естественным образом делятся прежде всего на априорные и апостериорные.

3. Наиболее авторитетными и самими по себе и основоположными для остальных считаются из них три — доказательства онтологическое, космологическое и телеологическое (сейчас оно чаще называется от замысла или от дизайна), «первым среди этих первых» в различных смыслах мыслится онтологическое, и сама эта субординация предполагается заложенной в теистическое мировоззрение.

4. Среди других доказательств (дополнительных) также существует иерархия, и «первыми среди вторых» считаются здесь доказательства от нравственности, от религиозного опыта и от чудес, тогда как «вторые среди вторых» — доказательства от конституции человеческого сознания, от конституции познания и «практические», например, пари Паскаля.

5. В вопросе о самом предназначении этих обоснований (который периодически оживляется их критикой) можно выделить три основные позиции: (1) задача теистов в том, чтобы убеждать ими противников теизма в рациональной предпочтительности теизма, которой нельзя противиться, оставаясь на почве рациональности (эвиденциализм); (2) они не нужны ни для обороны позиций теистов извне (как не нужна, фактически, и сама эта оборона), ни для их собственного духовного благополучия, которое обеспечивается такими «свидетельствами», как, например, sensus divinitatis; (3) работа над этими обоснованиями полезна теистам прежде всего для правильного употребления их когнитивных способностей, затем для решения «оборонительных задач» и, наконец, может быть в ограниченном объеме использована и для обращения нетеистов.

Как мы уже многократно это озвучивали, практическая синонимичность в аналитической литературе понятий естественная теология и философская теология нас не устраивает, и если в первом случае достаточно разработки обсуждаемых обоснований и критики контробоснований, то во втором объектами критического исследования должны быть в одинаковой мере и те и другие, равно как и само понимание их природы, предназначений и (поскольку философская теология — тоже теология, т. е. дело практическое) «инструкций по применению». Поэтому в дальнейших разделах этой статьи предлагается авторская верификация всех выписанных «аксиоматических установок», которая вполне соответствует компетенции философской теологии как разновидности и метатеологического дискурса [82] О различении естественной и философской теологии и о метатеологической функции последней см. из последних публикаций: Шохин В.К. Философская теология и библейская герменевтика: дискурс о постструктуралистском вызове // Вестн. ПСТГУ 2014. Сер. I. Богословие. Философия. № 6 (56). c. 60–63 (см. в настоящем изд.). .

Что следует понимать под доказательствами как таковыми, представляется довольно очевидным для «пользователя»: это такая операция рациональной мысли, при которой из определенных посылок выводятся определенные заключения при наличии неоспоримого эксплицитно выраженного или подразумеваемого обоснования. Правда, критерии доказательств в различных науках разнятся, и ближайший пример тот, что в классической логике и математике они отличаются от таковых в неклассических (например, в интуиционистских) в силу того, что в одном случае принимается закон исключенного третьего и другие традиционные аксиоматические основоположения, а в другом — нет. Но для наших целей мы можем от них абстрагироваться, так как для теологии (опирающейся на классическую логику) эти различия большого значения не имеют. Имеет значение сама модальность доказывания , которое следует мыслить как обоснование твердое, несомненное или, как это раньше называли со времен Аристотеля, аподиктическое, т. е. имеющее не просто приемлемое, но принудительное значение для разума. И если мы имеем дело с доказательством реальным, то при нем каждое рациональное существо должно с неизбежностью принять определенные следствия из определенных посылок, если оно, конечно, понимает их смысл.

А для того, чтобы выяснить, в какой мере и в каком смысле теистические обоснования можно считать доказательствами или имеющими именно доказательную силу, следует прежде всего решить, подходят ли они под одну хотя бы значительную разновидность тех умозаключений, которые не всегда отделяются в аналитической философии от доказательств [83] Так, иногда считается, что «доказательство есть поэтапное выведение заключения правильного аргумента из его посылок» (см. http://www.iep.utm.edu/argument/ ), т. е. что доказательство — это лишь детализированное и строгое умозаключение. В традиционной логике был взгляд, согласно которому следует различать доказательство в широком смысле и в узком: в первом смысле оно не отличается от умозаключения, во втором представляет собой «умозаключение об умозаключении» (например, доказательством в первом смысле будет выведение того, что бамбуки цветут колосками из того, что они — злаки, во втором — выведение того, что только что названное умозаключение верно). См.: Асмус В.Ф. Логика. М., 2014. c. 345–346. В настоящей статье исходным понятием также будет умозаключение, а под доказательствами будут пониматься такие умозаключения, которые обладают определенными качествами. . Основных этих разновидностей в настоящее время признается две — дедуктивные и индуктивные, — к которым иногда добавляют (но только иногда) и какую-нибудь третью, например, доказательства кондуктивые (нередко та или иная третья разновидность считается подвидом индукции).