Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Фашизм и колониальный вопрос не рассматриваются в первой части тома так же, как и история марксизма за пределами Европы. Правда, дискуссии о фашизме уже имели место в 20-е годы, и как раз тогда в Коминтерне начались также широкие дебаты по колониальным проблемам (прежде всего в отношении Азии, и в частности Китая), но мы предпочли сосредоточить анализ этих явлений во второй части тома, имея в виду, что дискуссия о фашизме развернулась с особой силой лишь в 30-е годы. К тому же именно в 30-е годы идеи марксизма и само это движение стали глубоко волновать весь мир, да и в китайской революции в тот период наступил решающий момент.

И последнее замечание. Статьи первой части третьего тома написаны учеными из разных стран – Соединенных Штатов и СССР, Франции и Израиля, Италии и Чехословакии, Германии и Венгрии, Австралии и Англии. Таким образом, перед вами целый набор исключительно разнообразных политических и идеологических точек зрения. Очевидно, было бы бессмысленным пытаться сгладить различия в их подходе к разным проблемам, ясным любому читателю. По той же причине нам показалось неуместным исключать теоретические повторы, которые могут встретиться в этих статьях. И тем не менее нам кажется, что в целом эти статьи не только свидетельствуют в основном о едином мнении в оценке исторических факторов, имеющих столь решающее значение для нашего времени, но и дают довольно единообразное их истолкование.

Лондон , лето 1980 года

Октябрьская революция, то есть решение Ленина взять власть и установить с помощью большевистской партии «диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства», поставила под вопрос некоторые освященные временем каноны русской марксистской доктрины и явилась острейшим моментом в постоянных спорах о власти, с самого начала отличавших социал-демократию этой страны. Мы попытаемся здесь определить теоретические предпосылки и социологические догадки, на которых Ленин основывал свое решение, и одновременно проанализируем некоторые аспекты полемики, вызванной этим решением, между марксистами России и Центральной Европы. Отправным пунктом этой дискуссии были дебаты о власти, возникшие в среде русской социал-демократии в ходе революции 1905 года; конечным является март 1921 года, когда после гражданской войны, кронштадтского мятежа и начала нэпа закончилась, как представляется автору настоящей статьи, Октябрьская революция; именно тогда дискуссию русских марксистов о власти и значении Октября заставила замолчать неодолимая мощь Советской власти, и началась послереволюционная эпоха в жизни советского общества и государства.

Перед русским марксизмом с первых дней своего существования в начале 80-х годов XIX века стояла дилемма, заключавшаяся в том, что марксисты-социалисты, призванные заниматься проблемами современного социалистического – послебуржуазного и послекапиталистического – общества, должны были совершить свою революцию в царской – добуржуазной и доиндустриальной [1] Об этой дискуссии см.: I . Getzler . Marxist Revolutionaries and the Dilemma of Power. – In: A . J . Rabinovitch , L . K . D . Kristof ( eds .). Revolution and Politics in Russia: Essays in Memory of B.I. Nicolaevsky. Indiana, 1972, p. 88 – 112, 359 – 362. – России. Отцы-основатели Георгий Плеханов и Павел Аксельрод отвергли максималистскую ориентацию «Народной воли», которая, превращая отсталость России в социалистическую добродетель, выступала за революционное завоевание власти, якобы немедленно ведущее к социализму; Плеханов и Аксельрод считали эту ориентацию «утопической» и диктаторской. С точки зрения Плеханова (и его группы «Освобождение труда»), русская революция могла быть только «буржуазной». Ее основная функция заключалась в низвержении царизма и начале исторически необходимой буржуазно-демократической и капиталистической фазы развития под руководством и покровительством буржуазии. Только при этих условиях Россия могла, как считалось, подготовиться к настоящей – «пролетарской» – революции, и лишь в этом случае социал-демократическое руководство пролетариата должно было взять власть в свои руки и приступить к строительству социализма.

В последующие годы и, несомненно, начиная с 90-х годов четко выстроенная теория Плеханова о двух революциях – первой «буржуазной» и второй «пролетарской» – превратилась в русскую марксистскую доктрину, и на многие годы ее закон «самоотрицания» стал характерной чертой российской социал-демократии, в том числе и Ленина [2] Я не обнаружил никаких данных, подтверждающих тезис Э. Карра (см.: E . Carr . La rivoluzione bolscevica (1917 – 1923). Torino, 1964, p. 15 – 16, 41), согласно которому уже в 1898 году Ленин выступал за «неразрывную связь» между буржуазно-демократической и социалистической пролетарской революцией в подтверждение Марксовой концепции революции в Германии как «непрерывного революционного процесса», или «перманентной революции». В своей статье «Задачи русских социал-демократов» (1898) Ленин постулировал «неразрывную связь» между социально-экономическим и политико-демократическим аспектами социал-демократической пропаганды , но он явно воздерживался от намеков на революционную теорию в указанном смысле. . Его резкие прения с Плехановым, отраженные в черновиках партийной программы, подготовленной в 1902 году, явились началом освобождения Ленина от теоретического засилья «отца русского марксизма», и возможно, что этот процесс и вызвал междоусобицу меньшевиков и большевиков и определил роль Плеханова в этой междоусобице после II съезда социал-демократической партии. Таким образом, когда разразилась революция 1905 года и русские социал-демократы начали обсуждать проблему власти, Ленин мог спокойно пересмотреть плехановскую теорию буржуазной революции, и в частности утверждение Плеханова о необходимости самоустранения из этой борьбы, в пользу участия в которой у Ленина уже появились, видимо, собственные соображения.