Сергей Морозов - Цивилизация, машины, специалисты. Человейник. Инсектоиды

В момент возникновения цивилизации внутреннее структурирование людей максимальное, а потом оно сначала медленно снижается, а в массовый период — быстро. Структурирование национальной общественной системы начинается с максимума на уровне обществ, потом оно достигает максимума в виде нации, потом начинает равномерно снижаться.

Реально, из-за развития технологий, мир становится все «меньше». Но количество структур, можно сказать, на метр, растет. Выходит, что если бы даже число структур оставалось тем же, уровень структурированности мира всё равно бы постоянно рос с техническим прогрессом, а количество свобод бы сокращалось.

Структурирование построенных систем, производных систем, в том числе государственных, постоянно и медленно растет и достигает максимума в конце цивилизации. Получается так, что сначала структурирование людей выше, чем у структур, что позволяет им структурами управлять. А в конце структурирование людей ниже, чем у структур, и построенные структуры управляют людьми.

Машины, а именно социальные машины (организованные группы под действием инерции), состоящие из множества людей, обычно работают по программе. Исключения есть, но они редки. Муравейники и прочие организованные формы высших насекомых — это тоже социальные машины, работающие по программе. У муравейников программа рассредоточена; её нельзя увидеть целиком, каждому жителю муравейника при рождении дается кусочек программы. Кстати, если нет программы целиком, то обычными способами её не найти, и значит, так теорию заговора не раскрыть.

Что такое работа программы? Это значит, что люди, не задумываясь, делают «как надо». Кому надо и зачем надо — вопрос не ставится, хотя можно рационализировать, если что-то не нравится, но от рационализации и её результатов ничего не меняется. «Надо…» — это и есть управляющая программа группы.

Люди плюс управляющая программа равно машина.

Что значит античеловеческое государство, чье тогда? Машинное.

Основной конфликт поздней цивилизации — это конфликт человеческого и машинного.

Теоретически аппарат должен обслуживать людей. А он их, конечно, иногда обслуживает, но чаще перерабатывает во что-то не очень человеческое.

В массовом необществе навязываемые сверху необществу программы встречаются со склонностью массового человека следовать этим программам; это создает систему автоматических резонансов в работе программ, которая может работать до скончания этого необщества; когда действие одной программы затухает, другие программы задают ей дополнительный рабочий импульс.

У каждого человека в голове цивилизация вырастила много-много маленьких «культурных» роботов. В дополнение к тем, которые были от природы. И эти роботы решают, что человек должен делать. Обычно они принимают решения в пользу цивилизации, она им ближе и понятнее, чем человек.

Человек программируется. Как и муравей. Точно так программируется и общество — как и муравейник. У человеческих сочетаний «цивилизация-человек» гораздо больше обратных связей, чем между «муравейник-муравей», но в сумме все связи, всё их взаимодействие приводят к однозначному и всегда тому же самому результату: возникновение социальных машин, действующих по программам и лишенных гибкого, широкого адаптационного интеллекта.

Низкий КПД человека уступает не только всем механизмам. Он уступает и социальным механизмам, повторяется та же самая история, что с механикой.

В социальном механизме человек есть деталь, а если у детали есть человечность, то это проблема детали, потому что человечность у детали — это лишняя деталь детали. Лишние детали — это не функционально.

В технике машина эффективнее. В мире сражающихся наций машина тоже эффективнее — она дает больше шансов на победу. Она снижает шансы на выживание, факт, но без победы выживание невозможно, что тоже факт.

Уровень машин растет. У человека социальные машины выигрывают. Следующий уровень — социальные машины выигрывают у обществ, которые не организованы как социальные машины. У обществ, в которых сохранено излишнее человеческое. Рим выигрывает у Греции, США у Европы.

В сумме — социальные машины-общности эффективнее общностей, не организованных как социальные машины. Правда, временно, но этого достаточно для временной победы. А до постоянной дело никогда не доходит и, скорее всего, в ближайшие века не дойдет.

Машины создают для машин минимум проблем; именно люди, именно их душевный компонент создает проблему нарушения стандарта.

По максимуму задача машин — убить всех людей, потому что люди не эффективны, не качественны, не функциональны, и обладают всеми возможными недостатками.

Убить всех людей! Миром будут править роботы!

Менять большие программы могут только люди с универсальным интеллектом. Потому что люди с разными интеллектами даже не договорятся, как программы менять. Есть вариант — эти программы могут менять диктаторы, но они — тоже люди с оригинальным интеллектом, и их решения крайне редко ведут к чему-то человеческому. Обычно их усилия оказываются обычной политикой возможного, а возможное в поздней цивилизации предопределено инерцией. А с тем, как цивилизация окончательно распадается, программы тоже распадаются.

Программируются в том числе и отношения между людьми. А если они программируются, то у них должна быть инерция. И если отношений очень много, то инерция со временем должна стать определяющей. Традиция отношений становится культурной структурой: «так принято».

Среди совершенного безумия нагроможденных, непонятных, разваливающихся структур поздней цивилизации — позднего постмодерна, среди которых бегают совершенно безумные и непонимающие массы, не только что-то менять сложно, понять ситуацию оказывается в большинстве случаев невыполнимой задачей.

В чем машина? Машина в том, что люди, действуя как детали этой машины, не думают, что они действуют согласно программе машины. А если бы они думали, это бы ничего не изменило.

В фантастике очень популярен сюжет: злые машины поработили людей и заставили на себя работать. Ах, ужас-ужас. В реальности люди большую часть истории порабощены машинами и работают на машины. Только не на злые, а на безмозглые. Да, машина творит античеловеческое зло, хотя была сделана для победы. Но машина не зла, она просто безумна — в нейтральном значении слова.

Что вверху, то и внизу.

Конечно, в большей степени это сказано о стремлении к единству. Власть вверху, масса снизу. В сумме везде масса. Цивилизация вверху, человек внизу. В сумме везде цивилизация. А если цивилизация — машина, то в сумме везде машина. Если некоторое внутреннее единство уже есть, то оно направляет к дальнейшему единству, дальнейшему слиянию.