Тимоти Мортон - Стать экологичным

Мы, к примеру, полагаем, что экосистемы (или, если уж на то пошло, популяции форм жизни) — это целостности с частями, которые соотносятся с ними механически, то есть части заменимы. Если у вас сломался двигатель, надо заменить какую-то деталь и тем самым его починить. Наука придерживается этического нейтралитета, но можно представить применение экологии как науки для оправдания той или иной не слишком приятной этики. Какая-то форма должна вымереть? Ну и ладно, целое всё равно породит новый компонент, который займет место вымершей формы. Легко понять, что защитникам прав животных не слишком нравится подобное.

Но о правах нам тоже надо будет сказать пару слов. Если мы выбираем между механическими целостностями и отдельными индивидами, как они определяются в стандартных учебниках, в которых даются определения таким вещам, тогда я не хочу иметь никакого отношения ни к тому, ни к другому. Возможно, на самом деле это две половины, больше не составляющие целое, как любил говорить философ Теодор Адорно. Проблема в том, что права, гражданство и субъектность (как и терминология, связанная с данными понятиями) — все они имеют отношение к владению вещами. Индивидуальные права основаны на правах собственности, так что, к примеру, владение самим собой , самообладание — это и есть критерий обладания такими правами. Но если у всего есть права, ничто не может быть собственностью, так что ни у чего не может быть прав. Всё просто. Язык прав вообще не может работать, если расширить его до масштаба всей Земли. Есть еще одна проблема: чтобы пожаловать кому-то права, вам, если следовать традиции, нужно показать, что этот кто-то — и правда кто-то, то есть показать, что у него имеется представление о самом себе. Соответственно, если взять пример из американского законодательства, бедному шимпанзе придется ждать, пока люди смилостивятся и признают у него наличие такого представления о самом себе. До сих пор такой подход не приносил шимпанзе особой пользы, как и большинству других нечеловеческих существ.

Вот почему таким замечательным был ответ Эквадора на политику нефтяной корпорации Chevron . Тридцать тысяч эквадорцев, живущих в амазонских джунглях, подали на Chevron иск на сумму в двадцать семь миллиардов долларов за то, что компания занималась разработками на нефтяном поле Лаго-Агрио, которые привели к сильному загрязнению верхнего плодородного слоя почвы вязкой нефтью. В 2007–2008 годах Эквадор переписал конституцию страны, включив в нее «права природы» [32] Чтобы понять, что произошло в Эквадоре, стоит посмотреть документальный фильм «Нефть» («Crude»), реж. Джо Берлингер (Entendre Films, Radical Media, Red Envelope Entertainment, 2009). . Итак, у нечеловеческого мира есть право существовать и восстанавливаться. Если вы считаете, что это страшно антропоморфно, ничего не поделаешь. Проблема в том, что у нас, людей, нет другого способа включить нелюде́й в язык прав, кроме как подвести их под человеческий зонтик, под которым мы и сами прячемся. Сложность, как мы увидим далее, состоит в том, что многие наши средства, используемые для принятия верных решений, уже пропитаны антропоцентричными химикалиями.

Различие между действием и поведением , которое основано на доктрине средневекового неоплатонического христианства о душе и теле, определяет то, как мы проводим различие между нами самими (кому позволено действовать ) и нелюдьми́ (у которых, как мы полагаем, может быть лишь какое-то поведение , как у кукол или андроидов). Но разве мы неоплатонические христианские души? Разве само бытие личностью не связано с паранойяльным беспокойством по поводу того, что на самом деле вы, возможно, не личность? Можно ли избавиться от двусмысленности, не разорвав чего-нибудь?

Есть еще одна дополнительная проблема. У таких нелюде́й, как слоны, мы наблюдаем некоторые эмоции, однако не спешим пожаловать слонам те эмоции, которые кажутся нам менее «полезными». Мы готовы признать, что слоны голодны, когда они кажутся голодными, но нам трудно пожаловать им право быть счастливыми, когда они выглядят и правда счастливыми [33] Сафина К . За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные. М.: КоЛибри, 2018. С. 51–52. . По какой-то неведомой причине это был бы антропоморфизм, а многие мыслители-экологисты сторонятся антропоморфизма, хотя я и доказывал, что избежать его невозможно, поскольку, даже если у вас есть такая цель, всё равно есть вы, человек, который соотносится в своей человеческой манере с той или иной формой жизни. Интересно, что, по нашему мнению, чистое выживание (а потому и голод) «реальнее» того или иного качества «существования» (такого как счастье). Тот факт, что выживание как таковое, голод считаются «реальными», то есть не имеющими особого отношения к человеческому существованию, многое говорит о нас самих, — но что именно и каковы следствия для нас, не говоря уже о слонах? Экологическую катастрофу устроили во имя выживания, голого существования без какого-либо внимания к качеству существования. Объективно говоря, принятый по умолчанию утилитаризм, если рассматривать то, как мы его отыгрывали, оказался крайне вреден именно нам , не говоря уже о других формах жизни. И этим всё сказано, не так ли? Утилитаризм смахивает на разговоры про то, что остается «в сухом остатке». Возможно, нам не нравится, когда рабочие страдают, но надо же поддерживать прибыль на стабильном уровне, корпорации должны существовать и дальше, просто чтобы существовать. Два типа мышления — о выживании и о сухом остатке — выступают друг для друга синонимами.

Можно сказать, что энвайронментальный подход заботится о целом за счет индивидов, тогда как подход прав животных делает прямо противоположное: ему важны индивиды, но он жертвует целым. Кажется, мы зашли в тупик. Но обратите внимание на одну черту двух подходов. В требованиях «заботиться о целом в ущерб индивидам» и «заботиться об индивидах в ущерб целому» есть нечто общее. Они пытаются предложить убедительные причины заботиться о нел ю дях. Но что, если наличие убедительной причины заботиться и было существенной частью проблемы? Сужая свой фокус, движение по защите прав животных и энвайронментализм приводят причины, которые оказываются редукционистскими. Редукционизм не обязательно означает, что большие вещи состоят из маленьких, которые реальнее больших. Иногда мы можем свести маленькие вещи к большим. Энвайронментальный подход полагает, что целостности реальнее (и намного важнее) своих частей, но в то же время может описывать части как нечто более реальное (и намного более важное), чем целое.

Мы можем начать выходить из тупика, обратив внимание на то, что так называемая среда — это просто формы жизни и расширенные экспрессии их генов: вспомните о паутине паука или же плотине бобра. Если вы думаете в подобной манере, значит, вы уже думаете о целом и частях иначе.