Тимоти Мортон - Стать экологичным

А когда вы думаете о вещах подобным образом , на самом деле нет разницы между мыслью о том, что называется экосистемой, и тем, что называется единичной формой жизни. То есть проблема решена.

Подобное мышление о целом и частях — ключевой компонент старой доброй теории художественного вкуса. Произведение искусства — это целое, и в нем много частей; например, материалы, из которых сделано целое, составляют лишь одну его часть. Мы также можем отнести сюда и интерпретативные горизонты потребителей искусства, контексты, в которых были собраны материалы искусства, — каковые контексты, как мы уже отмечали, выступают крайне взрывоопасным понятием. В этом плане очевидно, что частей намного больше, чем целого. В эпоху экологического сознания не существует какого-то одного масштаба, который бы управлял всеми остальными. А значит, искусство и художественный вкус не будут стоять на месте, чего как раз желают многие теории искусства (например, кантовская). В отсутствие одного-единственного авторитетного (антропоцентрического) мерила вкуса, которым можно было бы судить искусство, наш взгляд на него связан еще и с тем, в каком смысле целое всегда меньше суммы своих частей. Произведение искусства подобно прозрачному пакетику, полному глаз, и каждый глаз — точно такой же пакетик с глазами. В самой красоте обязательно присутствует нечто мистичное и даже отвратительное, и эта мистичность ощущается тогда, когда мы относимся к вещам экологично. Дело в том, что красота просто случается, наше эго ее состряпать не может. Сам по себе опыт красоты — такая сущность ( entity ), которая не совпадает со «мной». Это значит, что в опыте присутствует некая неустранимая мистика. Вот почему вкусы других людей могут показаться чудными или дурацкими.

Дело в том, что выбор — заботиться или не заботиться, интересоваться чем-то или нет — всё равно непременно оказывается иллюзорным. Вы всегда находитесь в пространстве заботы, всегда в более-менее истине (о чем мы говорили в предыдущей главе). Если вы говорите, что «мне на это наплевать», то вам всё же в какой-то степени не наплевать, раз вы об этом сказали. В реальном мире, когда люди говорят, что им наплевать на что-то или кого-то, за их словами зачастую скрывается очень сильный интерес.

Рассмотрим такое явление, как «безальтернативная утилизация отходов», когда вам не нужно разбирать мусор на пластик, картон, органические отходы и т. д.: утилизацией за вас занимается мусорное ведро, так что вам уже не нужно думать об этом. Некоторые сторонники энвайронментализма выступили против такой системы — к примеру, они ходили по домам в Хьюстоне (в Техасе), где я сейчас живу, и уговаривали людей подписать петиции. Но зачем? Зачем искать в новом методе признаки лицемерия? Потому что он устраняет идею свободы воли и все эти спектакли в стиле «смотрите, какой я хороший»? Представление о том, что мы находимся за пределами мира и смотрим на него, выбирая из меню какое-то определенное решение, на самом деле является опасной иллюзией.

Когда вы играете в игру наподобие крикета или бейсбола, мяч достигает биты за несколько миллисекунд. Ваш мозг за ним не поспевает. Вы можете постоянно тренироваться, чтобы успеть отбить мяч, когда он к вам попадает. Всё вроде просто. Но если задуматься о том факте, что мяч всё равно быстрее мозга, что же тогда происходит? Что бы ни происходило, это прямое опровержение неоплатонической христианской идеи, которую мы продолжаем ретвитить, — идеи о том, что у нас есть какая-то вещь вроде сознания или души, которая находится внутри нас, как газ в бутылке, и которая чем-то решительно отличается от бутылки, играя роль своего рода кукловода, дергающего за ниточки. Вы думаете, что сейчас ударите по мячу, но вы уже ударили по нему. Свобода воли, как я всё время говорю, переоценивается.

Но всё это еще страннее и интереснее. Рассмотрим один реальный сценарий. Самый быстрый на Земле игрок в «укладку стаканчиков» (есть такой мальчик) состязался с нейробиологом Дэвидом Иглманом на его шоу «Мозг», которое шло по каналу «PBS» в Америке в 2015 году. Оба игрока были подключены к сканерам мозга. Мозг ученого чрезмерно напрягается, и он проигрывает. Мозг мальчика, в свою очередь, вообще практически не работает [34] Эпизод 3 «Who Is in Control?» шоу Дэвида Иглмана «Мозг» («The Brain»; PBS, 2015–). . Он как зомби. У него нет сознательного намерения разложить стаканчики, и в его голове нет никакого кукловода, который бы дергал за ниточки. Происходит нечто совершенно другое. Его способность раскладывать стаканчики находится целиком и полностью в его «теле». Быть может, мозг больше похож на диспетчера, который запускает какие-то процессы, а потом откидывается на спинку кресла и просто наблюдает? Мы, собственно, только что это опровергли: ощущение того, что решение было принято, может возникнуть чуть позже того, как мы совершили какой-то акт. Так что мозг не может быть даже перводвигателем механизма, который продолжает работать после того, как вы нажали кнопку. Скорее всего, наблюдаемая нами ситуация не является ни механической (как во втором варианте), ни оркестровой (первый вариант). Нет никакого начальника, который бы запускал машину, и нет дирижера, которому было бы нужно постоянно всё «планировать», да и, как сказал бы вам любой концертирующий музыкант (например, мой отец), дирижер на самом деле никогда так музыкой не управляет.

Обе модели имеют отношение к мифу. Миф состоит в том, что, чтобы существовать, нужно постоянно присутствовать, то есть в метафизике наличия. Модель души-и-тела, «дирижера» кажется вполне современной, поскольку она связана с менеджментом, владением, всеми теми вещами, которые соотносятся с понятием частной собственности и влияют на то, что мы творим на нашей Земле. Но, как мы только что поняли, выясняется, что это просто ретвит одного христианского неоплатонического понятия.

Кроме того, модель действия «с включением» зависит от механистической теории причинности, которая требует, чтобы в самом начале причинно-следственной цепочки находилось какое-то богоподобное существо, иначе мяч не покатится. Потом мяч механически бьет по следующему мячу. То есть механистическая теория оказывается лишь разновидностью (возможно, подновленной) теории «дирижера». А потому она попросту модификация нашего неоплатонического ретвита: душа — это возничий, а тело — повозка…

Давайте введем новое слово: априорность [35] «Alreadiness» — буквально «уже-сть», но, поскольку автор вводит неологизм в контексте хайдеггеровской философии и темы «всегда-уже», допустимо использовать имеющийся в русском языке термин «априорность». — Примеч. пер. . Оно нам очень пригодится, поскольку мне не придется обращаться к содержательному, но довольно неловкому выражению, пришедшему из одного из моих любимых философских направлений, — деконструкции. Я имею в виду знаменитое выражение «всегда-уже», которое использовалось Хайдеггером, а потом и Жаком Деррида, наследником хайдеггеровского подхода, который сам Хайдеггер называл Destruktion (деструкцией), а Деррида — деконструкцией.