Тимоти Мортон - Стать экологичным

Откуда берется постоянная, совершенно специфическая ориентация на будущее — на то, что надо «сделать», чтобы стать экологичным? Это своего рода гравитационный колодец, в котором может застрять экологическая мысль, размышляющая об этике и политике. Вы думаете о «будущем» как о том, что «радикально отличается от настоящего». Вы думаете: «Мне надо изменить образ мысли прямо сейчас, и только тогда мои действия обретут смысл». То есть вы мыслите в русле агрокультурной религии, которая в основном создана для того, чтобы сохранять агрокультурные иерархии. Вы пытаетесь занять правильную позицию по отношению к некоему трансцендентному принципу, то есть совершаете действия, опираясь на словарь добра и зла, вины и искупления. Агрокультурная религия (иудаизм, христианство, индуизм и т. п.) подспудно иерархична: есть верхний уровень и нижний, а само слово «иерархия» означает «правление священников». Когда вы оформляете экологическое действие подобным образом, вас засасывает гравитационный колодец, но в нем не может быть собственно экологического пространства. Во многих отношениях он совершенно бесполезен. Например, на самом деле нет причин ощущать индивидуальную вину: ваши индивидуальные действия в статистическом плане не имеют значения.

Нам не нужно представлять экологическое будущее как нечто радикально отличное, по крайней мере не в таком смысле. В этот момент у некоторых из вас возникнет желание закрыть книгу, поскольку вы только что поняли, что я просто квиетист, который не хочет заниматься таким слонами в лавке, как неолиберальный капитализм. Но вы ошибаетесь. Я говорю именно о том, как заняться слонами, учитывая, что практически все формы занятия слонами не принесли пока особой пользы нашей планете Земля (как и всем живущим на ней созданиям, включая людей). Нет ничего плохого в некоторой нерешительности, задумчивости и рефлексивности. Однако антиинтеллектуализм — любимое хобби… интеллектуала. По завершении экологических конференций обязательно кто-нибудь встает и восклицает: «Но что же мы будем делать ?» И этот вопрос имеет отношение к вине, вызванной тем, что несколько дней мы просидели за размышлениями и разговорами (а быть может, и к тому, что сидеть на стуле несколько дней было просто физически неудобно).

Я собираюсь придерживаться совершенно другого подхода. Я хочу убедить вас в том, что вы уже экологичны и что для выражения этой экологичности в социальном пространстве, возможно, не потребуется чего-то такого, что было бы совершенно иным в радикальном или религиозном смысле. Но не думайте, будто в итоге ничего не поменяется, будто вы останетесь тем же, когда узнаете об экологичности. Описать то, что произойдет, довольно сложно, но что-то наверняка произойдет. Так, можно рассечь само ваше бытие чрезвычайно острым, а потому почти невидимым скальпелем. Кровоточить начнет в каждой точке. Как-то так.

Пару лет назад я давал интервью одному журналу. Интервьюер задал мне кучу вопросов вроде бы в стиле адвоката дьявола — настолько много, что я начал думать, что ему и правда не нравится мысль о том, что надо действовать экологично. Возник вопрос, как бы его убедить. Потом я спросил себя о том, является ли сам режим убеждения наилучшим способом работы с его позицией. Как я только что сказал, в режиме могут присутствовать кое-какие баги, оставшиеся от религиозных дискурсов, первоначально построенных в том числе для того, чтобы оправдать наличие широкой разделительной полосы между людьми и нелюдьми́ (коровы — здесь, лягушки — там, кошки — и в этом их привлекательность, но также, возможно, причина подозревать их — на ничейной земле между тамошним и здешним). Тогда как экологическое действие сводится, конечно, к тому, чтобы такой разделительной полосы не было.

И тут у меня возникла одна идея.

«У вас есть кошка?» — спросил я. «Да», — ответил он, немного удивившись этому простому и несколько постороннему вопросу. «Вы ее гладить любите?» — «Да, конечно». — «Ну, значит, вы уже соотноситесь с нечеловеческим существом без особых на то причин. Вы уже экологичны».

Журналисту моя реплика не понравилась. Расхожее мнение гласит, что быть экологичным — особый, совершенно отличный способ бытия, примерно то же самое, что быть монахом или монашкой. Теория действия, которая питает этот особый вид бытия, тоже покрыта религиозной патиной, совершенно старомодной и сегодня бессмысленной. Так давайте рассмотрим другой подход.

Нам понадобится определенное время, чтобы разобраться с той частью моей реплики, в которой говорится, что нечто делается «без особых причин». Как и на то, чтобы точно определить, что значит «соотноситься». Оба момента связаны с понятием, которое я буду называть настройкой . Я думаю, что мы уже экологичны, но просто не осознаем этого. Те же из нас, кто говорят , что они экологичны, скорее всего, высказываются в том модусе, у которого практически нет ничего общего с ненасильственным сосуществованием с нечеловеческими существами, которое в общем и целом я и имею в виду под экологической этикой и политикой. Такое ненасилие необязательно должно быть экстремальным, как в джайнизме. И быть может, оно неспособно притворяться совершенным или чистым. В нем полно двусмысленностей, поскольку акулы могут вас съесть, вирусы — убить, и нам, то есть людям, было бы неплохо оградить себя от вирусов и акул. Кроме того, мы не можем заранее определить, насколько широкой должна быть наша сеть заботы, поскольку наши знания о формах жизни неполны, в частности, мы не знаем, как они связаны друг с другом, и к тому же наши действия могут стать причиной дополнительных взаимосвязей, запутывая нас во всем еще больше. В этом плане ненасилие — штука скользкая и непростая.

На последней паре страниц мы, кстати говоря, сделали пару шагов в сторону этики и политики, хотя вы могли этого и не заметить. Так, мы прояснили одну вещь: традиционную экологическую этику и политику можно совместить с этикой и политикой прав животных. Хотя может показаться, что они находятся в естественном родстве, некоторые полагают, что объединение двух дискурсов — фактически нерешаемая задача, нечто вроде квадратуры круга. Энвайронментализм и экология как наука обычно работают с популяциями, а не индивидами, а популяции считаются чем-то совершенно отличным от индивидов, так что, как порой утверждают критики, выступающие за права животных, само это отличие означает нечувствительность к конкретным нечеловеческим существам, например к тому, как их могут контролировать и управлять ими. В свою очередь, дискурс защиты прав животных обычно обращен на конкретные формы жизни, то есть на то, как они страдают, как с ними следует обращаться, даже если таких форм много. Однако внешнее различие в фокусировке двух типов мышления может быть не таким строгим, как кажется, и это связано с нашим предметом, а именно с нашими вопросами касательно способа мыслить целое и части. Рассмотрим строгое различие между тем, что считается средой (или экосистемой), и определенной формой жизни (отдельным животным).