Тимоти Мортон - Стать экологичным

Возможно, именно в этом кроется недостаток большей части созданного людьми пространства в так называемой «цивилизации»: оно не привечает существ, которые уже здесь, которые бродят вокруг, подобно беспризорникам, или же прорываются сквозь трещины в асфальте. Нел ю ди подобны незваным гостям. Но когда незваные гости — люди, мы следуем правилам гостеприимства, мы приглашаем их в дом (если только они не враждебны) и следим за тем, чтобы им не казалось, что их прибытие нам неприятно, даже если это так. Но какой может быть этикет по отношению к нел ю дям? В общем, возможно, мы приближаемся к моменту, когда надо пересмотреть наши обычаи и правила, внести в них такие поправки, чтобы можно было учесть по крайней мере некоторых нелюде́й.

То, как существуют вещи, смешано с тем, как они являются другим вещам. Дерево связано с лесом, в котором оно находится, не просто потому, что оно «внутри» леса в метрическом смысле слова. Дереву должно быть дело до леса. Быть-частью-леса — одна из форм его явления: оно поглощает питательные вещества из лесной подстилки; оно сообщается с другими деревьями, стоящими по соседству; оно дает кров белкам. Так что, если мы применим к дереву те идеи, которые возникли у нас, когда мы недавно думали о молотках и использовании вместо них не официальных молотков, а засохшей колбасы, мы поймем, что бытие-в-лесу не исчерпывает бытие деревом. Это просто одна из вещей, которыми дерево может быть.

Логическим высказываниям, которые имеются у мозга (правда, мы до сих пор на самом деле не знаем, так ли это), совершенно не обязательно иметь отношение к мозгу, и то же самое можно сказать о куче других вещей. Однако логические высказывания всё равно появляются «во» мне — в той мере, в какой я «за» них. В точно таком же смысле деревья — не просто симптомы лесов. Это лишь одно качество, одна вещь, которой они могут быть. Вещи сплетены с интерпретациями вещей, но всё же отличны от них.

Погода — не просто симптом климата. Дождь может быть неприятным ощущением холодка под рубашкой, когда я отвожу сына в школу в семь тридцать утра. Дождь может быть чудесной купелью для коричневой горлицы на моем балконе. Но также освежающим питьем. Однако причиной дождя определенно является климат. Дерево — определенно часть леса. Мысль такого рода определенно является тем, что характеризует меня, Тима Мортона, мыслящего эту мысль.

Вещи намного больше смешаны друг с другом, чем нам хотелось бы думать, и в то же время намного более отличны друг от друга. Биосфера состоит из своих частей. Однако она отлична от них. А это, в свою очередь, означает, что ее части не сводятся к биосфере как «высшей» сущности. Отсюда же следует, что мы думали о таких вещах, как биосфера, абсолютно неправильно. И опять же, данный образ мысли мы называем холизмом, и в обычном случае холизм означает, что целое всегда больше суммы своих частей. Части полностью поглощаются целым, как соль, которая растворяется в воде. Но на самом деле вещи так не работают — даже если говорить о солевом растворе. Представьте себе виолончель и флейту-пикколо, которые играют вместе в одной комнате. У одной высокий и пискливый регистр, у другой — низкий и бархатистый. Две ноты, издаваемые ими, не сливаются в амальгаму, которая бы стерла отличительные черты флейты и виолончели. Из них двоих не возникает какой-нибудь флейтончели или виолейты. Однако их звуки соотносятся друг с другом, и вместе они образуют аккорд. Аккорд отличается от них, у него другое действие. Открытая металлическая тональность флейты и суровая, вязкая, глуховатая тональность виолончели сочетаются в нем, как два ингредиента коктейля. Вкус коктейля отличается от виски и бальзама, из которых он сделан. Однако, как только коктейль смешали, нельзя сказать, что виски больше нет, что эффект виски полностью исчерпан коктейлем.

Целое не больше суммы своих частей. На самом деле целое меньше суммы своих частей. Эта мысль кажется настолько безумной, что нам надо будет продумать ее еще несколько раз. Но как только вы разберетесь, мыслить так будет на самом деле намного легче. И это намного более благородный образ мысли — благородный по отношению к частям, то есть, если брать наш случай, более экологичный, более расположенный к полярным медведям и кораллам. Холизм обычного типа — на самом деле механизм, хотя экологическое мышление часто облекает его в красивые зеленые одежды, как солдата в камуфляж. У солдата всё равно есть ружье, и он по-прежнему может вас убить. Механизм в расплывчатых зеленых пятнах остается механизмом. Механизмы представляют собой вещи, части которых заменяемы. Если у вас сломался стартер, можно найти новый. Сам по себе этот компонент ничего не значит. Но в экологии эта идея крайне опасна. Отдельные виды, получается, ничего не значат. Важно лишь благо целого. Однако если целое и части отличаются друг от друга так, что целое не полностью поглощает и не растворяет в себе части, то тогда части значат очень многое.

Я думаю, что мы просто всё время тащим за собой, не слишком задумываясь, обычную форму холизма. Мы поступаем так, поскольку тем самым бессознательно воспроизводим старый добрый агрокультурный теизм. Мой Бог больше и злее вашего. Если, раз вещи соотносятся друг с другом, мы можем забыть о них и сосредоточиться исключительно на сверхбытии, то есть сети, которую создают вещи, то мы можем проигнорировать вымирание. Придет что-то другое и будет работать не хуже той формы жизни, которая должна вымереть. Биосфере вполне хватит и медуз, представляющих собой форму жизни, которая, по мнению некоторых авторов, переживет серьезное глобальное потепление. Не будет никаких рыб-клоунов, коралловых рифов, горбатых китов и морских губок. Кому какая разница? Жизнь не остановится. Но если вы называете это жизнью, тогда я не хочу иметь к ней никакого отношения.

Тот образ Земли-из-космоса, который мы так хорошо усвоили, должен нам что-то поведать. «Синий марбл», чувство «мира у нас в руках» отличается от кораллов и полярных медведей (и всех остальных), что составляют сам мир. Это не розовый грейпфрут. Не зеленый кристалл. Это синий марбл, синий шарик. У него особые внутренние качества. И как, собственно, и видно по фотографии, он меньше своих частей. Я не хочу сказать, что он меньше физически. Если измерить его, он, конечно, окажется намного больше, ведь это Земля целиком. Я имею в виду, что он онтологически меньше. Онтологически в том смысле, какой имеет отношение к его бытию, а не только к тому, как он явлен, к данным, которые можно выделить на экране, измерить линейкой или прикоснуться к ним кончиком языка. Земля — одна. Полярный медведь тоже один. Есть множество полярных медведей, коралловых рифов и попугаев. Есть одна биосфера. Просто одна. Целое меньше суммы своих частей, поскольку целое — одно, а частей много, а вещи, если они вообще существуют, существуют в одном и том же смысле. Давайте я объясню это.