Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Американский способ правления основывался на изначальном факте отсутствия государства, поэтому существовала только частная и партийная политика. В Англии способ правления медленно совершенствовался в течение столетий, и английская конституция служит только хроникой этого развития. На Континенте способ правления, столетиями развивавшийся в русле традиции, роковым образом столкнулся с вызовом рационалистической идеи, потребовавшей замены качества количеством и отказа от истории и традиции, вместо которых учреждалась власть простого листка бумаги, который должен был навечно гарантировать царство разума, гуманизма, справедливости и тому подобного. Соответственно, в Америке вообще не существовало противников конституции, как нет их и сегодня, тогда как в Европе традиционные силы сопротивлялись принятию конституции, которая здесь была символом анархии.

Исторический способ мышления больше интересует то, что удалось сделать, вооружившись писаной конституцией, нежели то, что в ней написано. В этом смысле способ правления в Америке совершенно не зависел от Конституции, несмотря на то, что на этот документ постоянно ссылались все партийные политики. Во-первых, Конституция не признавала партий, речь шла только об индивидах. Она не предполагала, что разовьется политический бизнес, который будет манипулировать массами с помощью идеалов, обещаний и денег. Также Конституция не признавала и всеобщее избирательное право — по той простой причине, что в то время никто не видел необходимости запрещать вещь, которую все и так считали синонимом анархии. Если бы вернулись отцы-основатели, они бы потребовали упразднить партии с их способами агитации, запретили бы групповое участие в политике, а также строго ограничили бы избирательное право на основе собственности, образовательных, расовых и социальных признаков, поскольку такие ограничения объясняются реальностью, в неизменности которой были убеждены авторы американской Конституции.

Первой американской администрацией было федералистское правительство Вашингтона и Гамильтона. Гамильтон уже в 1791 г. принял доктрину «подразумеваемых полномочий» (implied powers) центрального правительства как меру по его усилению. Это, разумеется, противоречило букве и духу Конституции, делегировавшей центральному правительству строго ограниченные полномочия, оставив все остальные штатам. С этого момента оформились две идеи: сильного центрального правительства и «прав штатов». Этот вопрос породил сепаратистские движения — сначала в северных, а позже — в южных штатах. Теоретическим обоснованием войны между штатами (1861–1865) было право штата выйти из союза.

Главный судья Маршалл был последним представителем федералистской традиции в правительстве. Он реализовал в Америке уникальную идею о том, что судебная система может нарушить закон, объявив его «неконституционным». Этому средству было суждено играть важную роль в американской внутренней политике в XIX и XX веках. Решения этого судьи как ничто другое усиливали центральное правительство. Но механизм, который он разработал, был с неизбежностью ограничен и оказывал чисто негативный эффект. С его помощью можно было отменять законы, но нельзя было их принимать. Все это также совершенно противоречило конституции наряду с партиями, конвенциями, широким избирательным правом, «подразумеваемыми полномочиями» и властью частных лиц. Судебная узурпация была еще одним опровержением рационалистических теорий, что жизнь можно спланировать на листке бумаги и затем, исполняя требование этого листка бумаги, отделить судебную власть от законодательной.

Опять-таки, не логика, а история позволила Маршаллу узурпировать функцию судебного вето. Идея «верховного закона» (paramount law) возникала еще в колониальной истории. В то время она была просто проявлением центробежной политической тенденции во всех колониях, поскольку «верховный» закон означал местный закон в противовес закону английского короля, который считался частным (personal). Королевскими губернаторами назначались англичане, тогда как судьи были местными уроженцами. Этим объясняются «верховный закон» и уникальный институт «судебного ограничения» (judicial review).

Логическим развитием этой старой колониальной идеи стал американский легализм . Колониальный закон подразумевал оппозицию к Короне, поэтому юрист становился своего рода общественным защитником. Отцы-основатели были в основном юристами, почти исключительно из юристов состоял Конституционный Конвент. Конституция была юридическим документом, полным юридической фразеологии при совершенном отсутствии политической мудрости. Поэтому судебное вето на законодательную деятельность выглядело в Америке вполне естественным и основательно прижилось. В результате сложилась странная практика: обращаться со всякого рода проблемами, вполне решаемыми на принципах общего права, к судебной системе. Теоретически это выглядело так, что политическим, социальным, расовым и другим вопросам следовало обеспечить беспристрастное рассмотрение, свободное от любой человеческой предвзятости.

Закон является результатом политики. Любая судебная система создается политическим режимом. Если она узурпирует власть, что делает ее более или менее независимой, она сама политизируется. Однако в любом случае ее решения являются результатом политики, отлитым в юридическую форму. Поэтому история американского легализма в образе конституционного права представляет собой просто отражение экономико-политической истории Америки. Ее первой стадией был ряд решений, усиливших центральное правительство как воплощение федералистской политики. В той же традиции в 1857 г. было принято решение по делу Дреда Скотта, отражавшее южную точку зрения на рабство, поскольку федералистская идея не была аболиционистской. После полной победы в 1865 г. индустриализма и денег решения стали отражать точку зрения промышленного и финансового капитала. Верховный суд постоянно препятствовал поднимавшему голову профсоюзному капитализму. С 1870 по 1933 г. он не менее трехсот раз опротестовывал принятые разными штатами и центральным правительством законы, направленные против плутократии.

Институт судебного ограничения не развился бы при наличии сильного центрального правительства или настоящего государства. Не возник бы он и в другой стране, не охваченной экономической активностью и занятой реальными политическими делами. До 1861 г. был поставлен только один существенный политический вопрос: равновесие сил между Севером и Югом. С 1865 по 1933 г. подобные вопросы также не поднимались, а рассматривалась только партийная политика, представлявшая личный или групповой бизнес в форме внутренней политики. Решение по Дреду Скопу не вызвало бы сомнений, не начнись Гражданская война, поскольку вопрос Севера-Юга был действительно политическим, а значит он мог быть решен только политическими переговорами или войной, но никак не с помощью легалистского ритуала.