Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Определенно ни одна европейская держава, ни правительство, ни частное лицо в 1900 г. не могли себе представить, что не пройдет и двух десятилетий, как двухмиллионная американская армия пересечет Атлантику, чтобы ввязаться во внутриевропейскую войну.

Проницательный политический мыслитель в Америке понял бы, что американский империализм получил возможность развиваться благодаря тому, что все остальные мировые державы были сосредоточены на ситуации в своем полушарии. Это позволило Америке без помех с их стороны заняться империализмом в Западном полушарии, где ее действиям не могла воспрепятствовать даже Англия. Но в Америке не было ни правящего класса, ни идеи, ни нации, ни государства. Американский империализм был не рациональным, запланированным достижением, а самопроизвольным разрастанием, объяснявшимся империалистическим инстинктом и не встречавшим серьезного сопротивления на фоне постоянной удачи.

Финансисты янки не были заинтересованы ни в создании грандиозной политической структуры, которая протянулась бы от Берингова пролива до мыса Горн, ни в строительстве вообще какой-либо американской империи. У них просто не было других интересов, кроме личных. Сроки пребывания в должности политических лидеров Америки к 1900 г. были поставлены в зависимость от финансистов, поскольку к тому времени финансы взяли верх над промышленностью и транспортом. Однако важнейших финансовых успехов предстояло добиться не в латиноамериканских, но в западноевропейских делах.

В этот период западная цивилизация дошла до крутого поворота в виде Первой мировой войны. Эта великая пора ознаменовала завершение одной исторической фазы и начало другой. Эпоха рационализма, материализма, критицизма, экономики, демократии и парламентаризма — одним словом, первой фазы цивилизационного кризиса — подходила к концу, и кризис должен был смениться эпохой абсолютной политики, авторитета, историзма. Новые течения появились во всех сферах западноевропейской жизни, проявляясь скорее в декадансе или разрушении форм прежней эпохи, чем в рождении новых. Только один человек, Философ грядущей эпохи, выразил новые формы во всей полноте. Пока он работал над книгой о приближении эпохи истребительных войн и очерчивал контуры будущего во всех сферах жизни, материалисты с тех или иных позиций отрицали возможность новых масштабных войн. Под их болтовню в августе 1914-го грянула Первая мировая война.

Старые испанские традиции кабинетной дипломатии дали свое последнее представление во время австрийских переговоров с Сербией в июле 1914 г., после чего навсегда покинули западную цивилизацию.

Война была только политическим аспектом перехода из одной эпохи в следующую, но поскольку в жизни все решает действие, а не мысль, именно война вобрала в себя весь смысл всемирной эпохи. Ее культурным аспектом был переход западной цивилизации из XIX в XX век в связи с завершением английской всемирной идеи и триумфом прусской. Английская нация была внутренне пропитана идеями первой цивилизационной фазы Запада — рационализмом, материализмом, экономическим духом, парламентаризмом и национализмом, а придать надлежащую форму XX веку было суждено Пруссии. Этот конфликт в культурной плоскости не был связан ни с каким конфликтом в плоскости политической. Из двух идей могла восторжествовать только одна — та, которая выражала дух новой эпохи. Альтернатива прусской идеи — хаос. Чтобы прусская идея могла восторжествовать в культурной плоскости, война между Пруссией и Англией не требовалась, ведь в политическом отношении они могли быть и оставались союзниками. Высший уровень развития — чисто духовный, и в этом плане могла победить только Пруссия, в противном случае всю западную цивилизацию ожидал хаос.

Повод для войны был нелепым — убийство на Балканах. Вызвать Первую мировую войну могли и предыдущие инциденты, такие как в Фашоде. В таком случае распределение сил было бы совсем иным, что привело бы к другим духовным и политическим результатам. Формой, которую приняла эта война (вообще без каких-либо оснований), была коалиция всех держав мира против Германии-Пруссии с ее единственным союзником Австро-Венгрией.

Благодаря связям, налаженным перед войной, американские финансисты, на которых держалась американская плутократия, были нацелены на английскую победу. Ни один публичный «политик» не разбирался во внешних делах, которые не имели отношения к его единственной заботе — удержаться в должности.

Но участь Америки была определена тем, что правительство тогда возглавлял авантюрист. Он не только не воспротивился требованиям банкиров об американском участии в войне на стороне Англии, но и лично намеревался использовать войну для удовлетворения своих необузданных амбиций. Вместе со своим окружением он выдвинул идею Лиги Наций, которую собрался возглавить. Английское правительство охотно согласилось, находясь в безвыходном военном положении.

Здесь со всей ясностью видна слабость американского империализма. Момент европейской войны был весьма подходящим для активных действий Америки в собственном полушарии. Она уже находилась в состоянии войны с Мексикой и могла довести ее до конца при полном молчании всех мировых держав. С другой стороны, если брать выше, Америка могла бы предложить свои услуги по завершению войны, которую Европа явно проигрывала Азии, и даже ускорить окончание войны против воли воюющих сторон, если бы заставила Англию выйти из войны.

Но Америка не преследовала ни свой интерес, ни интерес западной цивилизации. Теперь американскому населению пришлось пожинать плоды вековой духовной изоляции этой страны: изоляции от Истории с ее строгостью, грубостью, жестокостью и горечью. Поскольку в ходе своей имперской истории Америка пережила только одну тяжелую войну, огромная империя досталась ей не кровью. Поэтому она так и не обрела никакого политического сознания . Слово «политика» понималось неверно, как и факт борьбы за власть. Не было государства как средоточия власти. Не было правящего класса — стража государства. Не было традиции — руководящего сознания нации. Не было нации, не было идеи , которой служило бы население континента. Не было политического гения, поскольку вместо политики велась только грязная персональная борьба за должности и взятки. Была только группа банкиров и злополучный оппортунист Вильсон, мечтавший о мировом господстве.

Подлинный духовный смысл войны не был понятен ни одному официальному лицу. Не осознавался даже поверхностный, чисто политический аспект войны. Самым реалистичным было публичное требование Бойса Пенроуза вступить в войну, потому что Америка финансово зависит от английской победы, которая уже стала вызывать сомнения. Если бы в Америке существовал правящий класс в виде прослойки, высокий статус которой требует посвятить себя служению и реализации национальной идеи, Америка не вступила бы в войну или прекратила бы ее, чтобы спасти Европу. Никто бы не допустил кошмарной пропаганды, английской монополии на новости, систематических усилий частных финансовых и общественных групп по организации американской интервенции. Правящий класс не терпит никакой пропаганды или политической активности других держав на своей территории.