Дени Дидро - Мысли к истолкованию природы

Семя, извлеченное из части, подобной той, которую оно должно образовать в чувствующем и мыслящем животном, имеет некоторое воспоминание о своем первоначальном состоянии; этим объясняется сохранение видов и сходство с родителями.

Может случиться, что либо семенная жидкость обладает слишком большим количеством известных элементов, либо же ей их недостает. По забывчивости эти элементы могут оказаться не в состоянии соединиться, или же возникают странные соединения излишних элементов. Это обусловливает или невозможность зарождения, или возникновение уродливого потомства.

Некоторые элементы с необычайной легкостью всегда соединяются одинаковым образом; следовательно, если они различны, то образуются бесконечно разнообразные микроскопические животные; если они схожи, образуются полипы, которых можно сравнить с роем бесконечно малых пчел; пчелы эти, обладая живой памятью только об одном положении, слепляются и остаются в таком состоянии в соответствии с тем положением, которое им наиболее свойственно.

Впечатление наличного состояния может поколебать или погасить в памяти прошлое впечатление и вызвать безразличие ко всякому состоянию, тогда получится бесплодие; этим объясняется бесплодие мулов.

Что воспрепятствует элементарным частицам, наделенным умом и чувством, бесконечно уклоняться от того порядка, благодаря которому образуются животные определенного вида? Отсюда бесконечное количество видов животных, происшедших от одного первоживотного; отсюда бесконечное число существ, возникающих от одного первосущества; отсюда одно действие в природе.

Но по мере накопления элементов и образования новых сочетаний будет ли каждый элемент терять свою небольшую долю ощущения и восприятия? Ни в коей мере, говорит доктор Бауман, — эти свойства для него существенно важны. Что же произойдет? А вот что. Из восприятий этих объединившихся и согласованных элементов возникнет единое восприятие, соответствующее массе и расположению; эта система восприятий, в которой каждый элемент утратит память о себе и будет содействовать формированию сознания целого, образует душу животного.

Здесь нам приходится удивляться либо тому, что автор не заметил ужасных следствий из своей гипотезы, либо тому, что, обратив внимание на эти следствия, он не отбросил гипотезу. Теперь нам нужно применить наш метод к рассмотрению его принципов. В таком случае я его спрошу: образует ли вселенная, или общая совокупность всех чувствующих и мыслящих молекул, нечто целое или нет? И если он мне ответит, что она вовсе не образует целого, он одним словом поколеблет бытие бога, допуская беспорядок в природе; он разрушит основу философии, разорвав цепь, соединяющую все существа. Если он признает, что вселенная есть некое целое, где элементы не менее упорядочены, чем их части, либо реально различные, либо различаемые только умом, причем части упорядочены в элементе, а элементы упорядочены в животном, то ему придется признать, что вследствие этого всеобщего соединения мир, подобный большому животному, будет обладать душой; а если мир будет бесконечным, то эта душа мира может быть бесконечной системой восприятий (не утверждаю, что она действительно такова), и мир может оказаться богом. Сколько бы он ни протестовал против этих следствий, они не потеряют своей истинности, и, каким бы светом ни освещали глубины природы эти возвышенные идеи, от этого они не будут менее ужасными. Достаточно было обобщить их, чтобы это заметить. Обобщение для гипотез метафизики играет такую же роль, как наблюдения и повторные опыты для догадок физики. Верны ли эти догадки? Чем больше делают опытов, тем больше подтверждаются догадки. Правильны ли гипотезы? Чем шире распространять выводы, тем большее количество истин они захватывают, тем большую достоверность и силу они приобретают. Наоборот, если догадки и гипотезы слабы и необоснованны, то можно либо отыскать какой-нибудь факт, либо открыть истину, в результате чего они рухнут. Если хотите, гипотеза доктора Баумана может разъяснить самую непонятную тайну природы — возникновение животных, или, в более общем смысле, образование всех органических тел. Камнем преткновения будет всеобщая связь явлений и бытие бога. Мы можем отвергнуть идеи эрлангенского доктора. Но мы упустили бы из виду запутанность явлений, которые он решил объяснить, недооценили бы плодотворности его гипотезы, удивительных следствий, которые из нее можно было бы извлечь, достоинства новых догадок в тех вопросах, которыми выдающиеся люди занимались во все века, не учли бы того, как трудно успешно опровергнуть его предположения, если бы не рассматривали их как плод глубоких размышлений, как смелую попытку построить универсальную систему природы и как замысел крупного философа.

LI. О воздействии (impulsion) чувствительности. Если бы доктор Бауман ввел свою систему в надлежащее русло и приложил бы свои идеи только к происхождению животных, не распространяя их на природу души, — мне кажется, что я доказал, возражая ему, возможность применения их к бытию бога, — он бы не вверг себя в самый соблазнительный вид материализма, приписывая органическим молекулам желание, отвращение, чувство и мысль. Следовало бы удовлетвориться предположением о чувствительности, в тысячу раз меньшей, чем та чувствительность, которой всемогущий наделил животных наиболее близких к мертвой материи. Вследствие этой глухой чувствительности и различия конфигураций для всякой органической молекулы имелось бы только одно самое удобное положение, которое она непрерывно искала бы вследствие автоматического состояния беспокойства, подобно тому как животные ворочаются во сне (когда почти все их способности бездействуют), покуда они не найдут положения, наиболее подходящего для спокойного сна. Было бы достаточно одного этого принципа, чтобы весьма просто и без всяких опасных последствий объяснить явления, им рассматриваемые, и те бесчисленные чудеса, которые повергают в такое недоумение всех наших исследователей насекомых. Ему следовало бы дать общее определение животного как системы различных органических молекул, которые соединяются, пока каждая из них не найдет положения, наиболее соответствующего ее фигуре и условиям ее спокойного состояния; это происходит у них под воздействием чувства, похожего на тупое и смутное осязание, которое дал молекулам тот, кто создал всю материю.

LII. Об инструментах и измерениях. Мы уже убедились, что, поскольку чувства составляют источник всех наших знаний, весьма важно уяснить, до каких пределов мы можем рассчитывать на их свидетельства; прибавим, что не менее необходимо исследование помощников наших чувств, или инструментов. Это сфера нового приложения опыта; это новый источник долгих, мучительных и трудных наблюдений. Кажется, имеется средство сократить этот труд; оно заключается в том, чтобы не считаться с сомнениями рациональной философии (ведь рациональная философия имеет свои сомнения) и хорошо усвоить, до какой степени следует довести точность измерений количественных данных. На измерения потрачено столько умения, труда и времени, которые можно было с такой пользой употребить на открытия!