Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

34 В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 9, с. 39.

35 R. Luxemburg. Gesammelte Werke, Bd. I. Berlin, 1970, S. 581.

36 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 305.

37 См.: G. Lukacs. Storia e coscienza di classe. Milano, 1967, p. 341, 341 sgg.

38 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 569.

39 Ibid., p. 569 – 570.

40 О более точном определении понятия «пролетарская общественная сфера» см.: О. Negt und A. Kluge. Öffentlichkeit und Erfahrung. Zur Organisationsanalyse von bürgerlicher und proletarischer Öffentlichkeit. Frankfurt am Main, 1972.

41 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 615.

42 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 589.

43 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 38, с. 77 – 78.

44 В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, с. 87, 80.

45 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 319.

46 R. Luxemburg. Scritti politici, p. 681 – 682.

1. Области согласия, реальные и воображаемые

2. Разногласия и конфликты

3. Маркс и Энгельс и проблема народничества

Можно с уверенностью утверждать, что одной из самых важных тем интеллектуальной истории России XIX века была проблема отношений между Россией и Западом. Русская мысль XIX века знала много этапов развития того, что мы можем определить как «дискуссии о Западе» или, наоборот, как «дискуссии о России». В 40-х годах романтически-консервативные славянофилы развернули дискуссии о философии и культуре с либералами или демократами-западниками, которые вдохновлялись гегельянством, пропущенным через призму гегелевской философии права (у либералов типа К. Кавелина) или «философии действия» левых гегельянцев (как, например, у левых демократов, представленных В. Белинским и А. Герценом) [1]. В 50 – 60-е годы с утверждением раннего народничества (в особенности «русского социализма» Герцена) дискуссия претерпела резкие изменения, поскольку критика Запада и защита «особого» характера России – и прежде всего русской сельской общины – перестали быть монополией правых консерваторов. В 70-е годы с возникновением того, что можно определить как «классическое народничество» [2], проблема отношений между Россией и Западом была сведена к проблеме капитализма и отказ от капиталистического пути развития для революционной русской молодежи превратился в догму. С начала 80-х годов первые русские марксисты, представленные организацией «Освобождение труда» – группой Плеханова стали защищать капиталистический прогресс в качестве необходимого этапа эволюции и вступили в жаркую полемику с народниками. Еще позднее, в 90-е годы, в полемику включились, с одной стороны, так называемые «легальные народники» и, с другой – «легальные марксисты». Произведения молодого Ленина дополнили эту полемику новым измерением, но Ленин выступил против народнической идеи «перепрыгивания» через фазу капиталистического развития, не говоря уже о вере народников в социалистические возможности сельской общины. Таким образом, все русские марксисты независимо от серьезных расхождений единодушно отвергали народничество. На данном основании многие историки пришли к заключению – довольно-таки поспешному, – что русские народники были просто и исключительно противниками марксизма, и это явилось единственной причиной, оправдывающей включение народничества в историю марксизма.

Как я уже пытался показать [3], подобные мнения – слишком упрощенные и поверхностные. Отношение между русским народничеством и марксизмом было гораздо сложнее и диалектичнее, и народники не ограничивались лишь тем, что выступили против марксизма, но и испытывали на себе его глубокое влияние. Первая встреча марксизма с русским народничеством произошла до появления русского марксизма, и, стало быть, не имея противников-марксистов в России, народники вовсе не были врагами марксизма. Более того, если «классическое народничество» означало восприятие капитализма как «врага номер один», то можно сказать, что этот тип народничества не только испытал влияние марксизма, но и в определенном смысле был создан им. Не случайно классический этап развития народнической мысли наступил после опубликования первого тома «Капитала», и не случаен тот факт, что, к великому удивлению Маркса, первый перевод «Капитала» был издан в России благодаря усердию народников (перевод был начат Германом Лопатиным, близким другом Маркса, и закончен Николаем Даниельсоном, считавшим, что марксизм и народничество вполне совместимы). Короче, «Капитал» произвел на русских демократов столь глубокое впечатление, в особенности описание жестокостей, связанных с первоначальным накоплением, что они решили любыми средствами воспрепятствовать капиталистическому развитию России и, таким образом, превратились в самых настоящих, классических «народников».

Следовательно, мы можем утверждать, что русское народничество было не только реакцией на капитализм в России и даже не «показательным эффектом» капитализма на Западе, но, возможно, прежде всего русским ответом на социалистическую мысль Запада. Это явилось реакцией на западный социализм со стороны демократической интеллигенции страны отсталого крестьянства, в то время находившейся на начальном этане капиталистического развития, и понятно, что прежде всего это должна была быть реакция на марксизм: ведь Маркс стал уже главной фигурой европейского социализма и автором самого авторитетного труда о развитии капитализма.

После распространения марксизма в России народники более глубоко осознали несовместимость некоторых предпосылок исторического материализма со своими понятиями о возможном пути социального развития России, но в это же время отдельные народники продолжали изучать марксизм и пытались дискутировать с «русскими и последователям и Маркса» на марксистском языке. Значение этих дискуссий, в особенности для проблем современного «третьего мира», состоит в том, что русские народники, (и, добавим, первые польские марксисты, которые частично находились под их влиянием) были первыми мыслителями, подчеркивавшими специфические условия «опоздавших», то есть отсталых аграрных, стран, которые на себе испытывают результаты модернизации в условиях сосуществования со странами развитого капитализма и пытаются выработать свою теорию социалистической модернизации.

Эту проблему оставил без внимания Плеханов, догматически уверенный в том, что отсталые страны должны просто-напросто повторить этапы развития передовых стран. Сам Маркс, однако, к концу жизни отрекся от этой эволюционистской точки зрения и, к большой досаде плехановской группы, фактически стал сторонником народнической теории. Таким образом, можно утверждать, что встреча марксизма с русским народничеством привела к некоторым важным результатам: к острому осознанию специфических проблем экономической отсталости, готовых решений которых марксизм не предлагал; к первым попыткам выработать теорию социалистической модернизации отсталых стран (эти теории, как мы увидим ниже, не были лишены некоторых черт утопизма, обращенного к прошлому, но иногда формулировались по-марксистски и были способны воспринять отдельные важные стороны марксизма); и, наконец, к ознакомлению с русскими проблемами, с теориями и надеждами народнических теоретиков, что, возможно, явилось решающим фактором определенного изменения Марксовой мысли в последние годы, изменения в сторону новых перспектив и вопросов, значение которых, столь понятное в настоящий момент, было недопустимым образом недооценено в XIX веке из-за привлекательности идеи однолинейного и «евроцентристского» прогресса.