Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

«То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и все возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» [7].

Введение, содержащее недомолвки, изложение, научная форма которого свободна от прагматических утопических элементов, и учет соответствующим образом переработанного практического опыта преобразования условий существования пролетариев привели к тому, что « Анти-Дюринг » Энгельса не только приобрел славу «энциклопедии марксизма», но и стал также элементарным учебником политического образования: одно лишь его прочтение делало марксистами теоретиков социал-демократии, воззрения которых до тех пор отличались значительным эклектизмом.В сущности, только после публикации « Анти-Дюринга» началось широкое распространение марксистского учения в рабочем движении. И это произведение с той поры стало одной из наиболее читаемых марксистских книг [8].

Тем не менее и поздний Энгельс воздерживается от выводов о важности последствий, которые имеет для теории революции применение ее к самому же революционному классу, и для материалистической концепции истории и закона стоимости в той мере, в какой он касался искажения сознания, выражающегося в фетишизации товара и производительности. Естественно, было бы совершенно несправедливо обвинять Маркса и Энгельса в том, что они будто питали иллюзии относительно самообразования рабочего класса (материального субъекта политической и социальной революции) и недооценивали его медлительность, возможность срывов, отклонений и падений. Многочисленные их утверждения свидетельствуют об обратном: они вполне отдавали себе отчет в том, что конкуренция трудящихся между собой, раскол рабочего класса на фракции, прежде всего вследствие появления рабочей аристократии, обуржуазивание, выражающееся во внедрении мелкобуржуазного сознания, и, наконец, постоянное идеологическое влияние на трудящихся школы, армии и других институтов господствующего класса – все эти силы в значительной степени препятствуют революционной деятельности рабочего класса.

На то, как выглядят временные рамки подобных процессов приобретения массами собственного опыта, очень четко указывает Маркс уже в начале 50-х годов в связи с кёльнскимпроцессом коммунистов: «Вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы изменить самих себя и сделать себя способными к политическому господству» [9]. И когда менее чем через 10 лет после этого Энгельс констатирует наличие тенденции к обуржуазиваниювнутри английского пролетариата, то это суждение, естественно, не ограничивается рамками конкретной ситуации, которую он наблюдает; подобное замечание указывает, напротив, на общую опасность обуржуазивания, которая угрожает всему пролетариату. В письме Марксу от 7 октября 1858 года Энгельс впервые излагает свою мысль, которая впоследствии будет постоянно использоваться для объяснения особого положения английского пролетариата: он подчеркивает, что положение это

«в действительности объясняется тем, что английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта самая буржуазная из всех наций хочет, по-видимому, довести дело в конце концов до того, чтобы иметь буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат рядом с буржуазией. Разумеется, со стороны такой нации, которая эксплуатирует весь мир, это до известной степени правомерно. Здесь могут помочь лишь несколько очень плохих годов, а их, по-видимому, уже не так-то легко дождаться, с тех пор как открыты золотые россыпи» [10].

Может показаться, что в этом фрагменте Энгельс, выражая надежду на «несколько очень плохих годов», характеризует лишь необычное положение пролетариата, который принимает участие в особых прибылях класса наиболее промышленно развитой страны, грабящей весь мир, пролетариата, который поэтому более не в состоянии отдавать себе отчет в том, что капиталистическая система подвержена кризисам, а наемные рабочие – эксплуатации. Но здесь вырисовывается уже общая проблема. И в самом деле, когда в более позднем марксизме говорится о механизмах, которые блокируют сознание революционного класса, об обуржуазивавши, о конкуренции трудящихся между собой, о чисто профсоюзном сознании, о предательском поведении руководителей рабочего движения, то нетрудно заметить, что речь идет лишь о симптомах, о внешних проявлениях объективных процессов, которые остаются невыясненными.

Небезынтересно отметить, что Энгельс считает, что зарождение классового сознания может иметь место, когда возникают определенные нормальные для капитализма условия (например, кризис, годы экономического застоя, развитие производительных сил, разорение определенных социальных слоев), тогда как торможение классового сознания продолжает оставаться в плоскости субъективного. Разрушение традиционных форм жизни создает объективные условия для революционных действий пролетариата, а пролетарская партия – субъективные условия. И эти две тенденции конвергентны. «Пар, электричество и сельфактор были несравненно более опасными революционерами, чем даже граждане Барбес, Распайльи Бланки» [11]. В некотором смысле весь пролетариат разделяет бессилие этих радикальных представителей парижских трудящихся и революционеров 1848 года перед лицом той первозданной мощи, которой обладают производительные силы, и способности последних перестраивать сознание. Ибо, как отмечает Энгельс:

«…для того чтобы отстранить имущие классы от власти нам прежде всего нужен переворот в сознании рабочих масс, который, без сомнения, хоть и сравнительно медленно, уже сейчас происходит; для того же чтобы этот переворот совершился, нужен еще более быстрый темп переворота в методах производства, больше машин, вытеснение большего числа рабочих, разорение большего числа крестьян и мелкой буржуазии, большая осязательность и более массовый характер неизбежных результатов современной крупной промышленности… рабочие же массы с помощью всеобщего избирательного права заставят с собой считаться… Но я полагаю, что мероприятия, действительно ведущие к освобождению, станут возможны лишь тогда, когда экономический переворот приведет широкие массы рабочих к осознанию своего положения и тем самым откроет им путь к политическому господству. Другие классы способны лишь штопать дыры или пускать пыль в глаза. А этот процесс прояснения сознания рабочих теперь с каждым днем идет все быстрее вперед, и лет через пять – десять различные парламенты будут выглядеть совсем по-иному» [12].