Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

«При предпосылке частной собственности… он является отчуждением жизни , ибо я тружусь для того, чтобы жить , чтобы добывать себе средства к жизни. Мой труд не есть моя жизнь.

Во-вторых: в труде я поэтому утверждал бы мою индивидуальную жизнь и, следовательно, собственное своеобразие моей индивидуальности. Труд был бы моей истинной , деятельной собственностью . При предпосылке частной собственности моя индивидуальность отчуждена от меня до такой степени, что эта деятельность мне ненавистна , что она для меня – мука и, скорее, лишь видимость деятельности. Поэтому труд является здесь также лишь вынужденной деятельностью и возлагается на меня под давлением всего лишь внешней случайной нужды, а не в силу внутренней необходимой потребности» [МЭ: 42, 36].

В частности, из последнего отрывка, в котором ясно звучит тема необходимости как основы проблемы свободы, обретения вновь той формы участия в общественной жизни, которая в исторической действительности вовлечена в отношения господства-рабства, можно сделать вывод, что Маркс своей критикой показывает, что отношения собственности внутренне присущи всему миру обмена и богатства. Здесь явственно ощутимо влияние Фурье. Острие критики, как мы уже говорили, направлено против «идеологов» и «доктринеров». Для них человеческие качества и отношения собственности представляют нечто совсем иное, а природа подчинена и понимается в рамках отношений собственности. Критика обмена (в широком смысле слова), которая находится в центре внимание автора в приведенных нами отрывках, является в то же время критикой установления определенных общественных отношений, которые еще ощущают на себе подспудное присутствие фигуры раба-хозяина. В «Святом семействе» признается, что «идеологическое», «доктринальное», а также «позитивистское» сведение человеческой личности к личности собственника нашло в лице Прудона наиболее резкого критика. Прудон возразил О. Конту, заметив, что право собственности не может быть следствием ограниченности на «землю». Напротив, Конт должен был бы сделать вывод, что, раз количество имеющейся в наличии земли ограниченно, она не может быть объектом присвоения. «Присвоение воздуха и воды никому не наносит ущерба по той причине, что их всегда еще достаточно остается, что количество их неограниченно… Пользование ею [землей] должно поэтому регулироваться в интересах всех » [МЭ: 2, 49]. Природа является условием для производительной деятельности, обеспечивается человеком при условии существования самой материи [См. МЭ: 2, 51]. Однако критика Прудона неполна. Она охватывает все экономические отношения, за исключением рабочего времени и материала труда . Он некритически соглашается сделать рабочее время , «непосредственное наличное бытие человеческой деятельности как таковой, мерой заработной платы и определения стоимости продукта». Таким образом, в политической экономии он делает решающим человеческий элемент (суждение, которое Маркс почти теми же словами выскажет и в адрес Рикардо) и при этом восстанавливает человека в его правах «все еще в политико-экономической, а потому противоречивой форме» [МЭ: 2, 54]. Критика Прудоном политической экономии «признает все существенные определения человеческой деятельности, но только в отчужденной, отрешенной форме». Именно поэтому она «превращает значение времени для человеческого труда в значение времени для заработной платы , для наемного труда» [МЭ: 2, 54].

При всем уважении к критикам – которые расценили отношение между молодым и зрелым Марксом как эволюцию от интереса к философии к интересам научным, от гуманистического взгляда на человека к структурному рассмотрению общественных отношений, – следует сказать, что первоначальная особенность критики буржуазного общества Марксом состояла в том, что он нападал одновременно и на отношения собственности, и на их воплощение в политической экономии, подвергая их одинаковой критике. Недвижимая собственность, деньги, собственность на труд и на продукты труда, их обмен – все это отношения собственности. Различие в их феноменологии никогда не должно вводить в заблуждение. Общественный характер обмена предполагает эти отношения, в которых кроется власть. В этот период Маркс не ставит перед собой проблемы изучения развития производительных сил как средства освобождения. Рикардо и его последователи дали наиболее современное определение отношений собственности, которое как раз включает рабочее время. Прудон ограничился раскрытием отношений собственности, а следовательно, фигурой раба-хозяина с его наиболее архаическими чертами. Поиски более радикального решения вовсе не идут по пути выявления в развитии производительных сил хотя бы одного условия для коммунистической революции: напротив, политическая экономия (Рикардо) создает еще более последовательно картину буржуазного богатства. Конечно, в «Немецкой идеологии» достаточно четко отражено, что мир преобразован благодаря развитию промышленности. Результат общественно-исторического развития промышленности и человеческого труда, говорит Маркс, – тому наиболее простое и веское подтверждение. Человек – это чувственная деятельность. Именно живые индивиды, состоящие в общественных связях, в ходе исторического процесса подавили свои носившие животный характер качества. Племенное сознание человека «получает свое дальнейшее развитие благодаря росту производительности, росту потребностей и лежащему в основе того и другого росту населения» [МЭ: 3, 30]. Общественные возможности человека приумножаются, способствуя их превращению «в какую-то вещественную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчеты» [МЭ: 3, 32].

Из двух крупных школ права, одна из которых рассматривает силу как основу любого регулирования отношений между людьми, а другая считает, что законы являются порождением воли, Маркс решительно выбирает первую. Сила, которая распространяется на массы людей и властвует над ними, принимает куда более многообразные формы, чем форма государства. Если считать «силу базисом права, как это делают Гоббс и т.д., то право, закон и т.д. – только симптом, выражение других отношений, на которых покоится государственная власть» [МЭ: 3, 322]. Помимо государства, сила (как мы уже видели) исходит от имущих слоев, а также от «теологических слоев». Умственный труд при капиталистическом способе производства должен принимать особые формы. Различные функции «взаимно предполагают друг друга; …антагонизмы в области материального производства делают необходимой надстройку из идеологических сословий, деятельность которых – хороша ли она или дурна, – хороша потому, что необходима; …все функции состоят на службе у капиталиста, идут ему на „благо“; …даже высшие виды духовного производства получают признание и становятся извинительными в глазах буржуа только благодаря тому, что их изображают и ложно истолковывают как прямых производителей материального богатства» [МЭ: 26-I, 281 – 282]. Ознакомившись с лекциями, прочитанными Г. Шторхом великому князю Николаю, Маркс замечает, что, по мнению Шторха, «врач производит здоровье» [МЭ: 26-I, 281]. И тут же возражает: