Гарет Джонс - Марксизм во времена Маркса

С другой стороны, бурный рост движения в Германии (не говоря уже о его тесной связи с Марксом и Энгельсом) сделал именно его главной силой социалистического наступления в мире [См. МЭ: 39, 117]. Хотя Энгельс и не верил в возможность подчинения всех движений одной партии – вождю – разве что в момент непосредственного действия [См. МЭ: 35, 220], – было очевидно, что интересам мирового социализма больше всего содействовал бы прогресс движения в Германии. И не только немецкие социалисты были с этим согласны: эта точка зрения сохранялась еще в первые годы существования III Интернационала. С другой стороны, в других странах не разделяли высказанную Энгельсом в начале 90-х годов мысль о том, что в европейской войне Германия победит франко-русский альянс [См. МЭ: 28, 138 – 139], хотя перспектива революции в результате поражения, которое он предрекал французам и русским, вполне устроила бы Ленина. Бесполезно сейчас пытаться представить себе, что подумал бы Энгельс в 1914 году, если бы был еще жив, и уж вовсе не следует предполагать, что он остался бы при том мнении, какого придерживался в 90-х годах прошлого века. Кроме того, вероятно, социалистические партии в любом случае решили бы выступить в поддержку своих правительств, даже если бы у германской партии не было возможности сослаться на авторитет Энгельса. И несмотря на это, оставленное им Интернационалу наследие по вопросу о международных отношениях, особенно в той части, которая касается войны и мира, можно толковать неоднозначно.

Каким образом можно резюмировать политическое наследие, оставленное Марксом и Энгельсом своим последователям? Во-первых, в нем подчеркивается подчинение политики историческому развитию. Исторически победа социализма неизбежна как результат процесса, обобщенного Марксом в знаменитом отрывке об исторической тенденции капиталистического накопления, завершающемся пророчеством об «экспроприации экспроприаторов» [МЭ: 23, 772 – 773]. Политическая деятельность социалистов не может породить «возмущения рабочего класса, который… обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства», но она должна на нем основываться. Перспективы политической деятельности социалистов зависят в своей основе от уровня развития капитализма как во всем мире, так и в отдельных странах, и марксистский анализ ситуации именно в таком свете составляет необходимую основу политической стратегии социалистов. Политика уходит корнями в историю, и Марксов анализ показывает, сколь беспомощна она в достижении своих целей, если не имеет этих корней, и, напротив, сколь непобедимо рабочее движение, имеющее такие корни.

Во-вторых, политика приобретает тем не менее первостепенное значение в той мере, в какой рабочий класс, который неминуемо одержит победу, организован политически (то есть в качестве партии) и стремится добиться политической власти, что привело бы к установлению переходной системы, в которой государственная власть принадлежала бы пролетариату. Политические действия играют, таким образом, важнейшую роль в исторической миссии пролетариата. Через политику – то есть в рамках, установленных историей, – он осуществляет свой выбор, свои решения и свои сознательно организованные действия. Вероятно, на протяжении жизни Маркса и Энгельса и в течение всего времени существования II Интернационала основным критерием отличия марксистов от большинства других социалистов, коммунистов и анархистов (за исключением тех, кто следовал якобинским традициям), а также от тред-юнионистских и «чисто» кооперативных движений была вера в главенствующую роль политики до, во время и после революции. Что касается послереволюционного периода, выводы из такой позиции продолжали оставаться весьма абстрактными. Напротив, для предреволюционного периода она предполагала, что в целях ведения всякой политической деятельности при капитализме необходима пролетарская партия.

В-третьих, Маркс и Энгельс рассматривали политику, по сути, как классовую борьбу внутри государств, представляющих интересы господствующего или господствующих классов, и делали исключение для особых исторических ситуаций, например когда возникает классовое равновесие. Подобно тому как в философии они придерживались принципов материализма, выступая против идеализма любого толка, столь же последовательно они критиковали мнение о том, что государство стоит над классами и представляет интересы всего общества (за исключением тех случаев, когда о нем говорилось в отрицательном контексте, как о защитнике общества от краха) или что оно занимает нейтральную позицию по отношению к классам. Государство – исторический феномен, созданный классовым обществом; пока оно существует как государство, оно означает господство одного класса, пусть даже и не в пропагандистски-упрощенной форме «исполнительного комитета господствующего класса». Это ограничивает вовлечение пролетарских партий в политическую жизнь буржуазного государства, а также сокращает возможность уступок, которых от него можно ожидать. Таким образом, пролетарское движение действует и в рамках буржуазной политики, и вне них. Так как власть была названа сущностью государства, нетрудно было предположить (хотя Маркс и Энгельс этого не сделали), что власть – это единственно важный аспект политики и дебатов о государстве во все времена.

В-четвертых, пролетарское государство переходного периода, независимо от тех функций, которые оно сохранит, должно будет устранить изолированность народа от правительства, понимаемого как обособленная клика правителей. Можно было бы сказать, что оно должно быть «демократическим», если бы на общепринятом языке это слово не означало особого типа правительства, учреждаемого собранием периодически избираемых парламентских представителей, – типа, который Маркс отвергал. Тем не менее если говорить о значении этого слова вне связи с особыми институтами, а о том его значении, которое ему придавал Руссо, то речь шла о «демократии». Это была наиболее спорная часть наследия, оставленного Марксом своим последователям, поскольку – по причинам, выходящим за рамки нашего исследования, – все конкретные попытки воплотить в жизнь социализм согласно указаниям Маркса до сих пор сводятся к укреплению независимого государственного аппарата (аналогичного тому, который существует при несоциалистических режимах), хотя марксисты и не отказываются от того, что Маркс столь решительно считал главным аспектом развития нового общества.

Наконец (и это было в определенном смысле преднамеренным), Маркс и Энгельс оставили своим последователям множество пробелов и таких мест в своей политической теории, которые можно толковать неоднозначно. Коль скоро конкретные формы политической и конституционной структуры, предшествующей революции, казались им достойными рассмотрения лишь в той мере, в какой они способствуют или препятствуют развитию движения, они не уделяли им достаточного и постоянного внимания, хотя и бегло комментировали различные события и многие конкретные ситуации. Отказываясь строить сколько-нибудь подробные предположения о будущем социалистическом обществе и его устройстве и даже об особенностях переходного послереволюционного периода, они оставили своим последователям всего лишь кое-какие принципы общего характера, к которым можно было бы обратиться. Равным образом они не дали никаких конкретных указаний практического характера по таким проблемам, как обобществление экономики или необходимые меры для ее планирования. По этим темам, впрочем, они не оставили никаких рекомендаций, пусть даже общих, не вполне ясных или нуждающихся в обновлении, потому что никогда не ощущали потребности принимать эту проблематику в расчет.