Юн Эльстер - Кислый виноград. Исследование провалов рациональности

Объекты благосостояния отличаются от объектов свободы тем, что, по крайней мере применительно к некоторым из них, бессмысленно говорить о свободе воздержания от них. Вполне можно говорить, что свобода вероисповедания усиливается свободой не исповедовать никакой веры (и наоборот), однако едва ли имеет смысл говорить, будто бы благосостояние, извлекаемое из потребительского набора, усиливается наличием опции не потреблять этот набор, коль скоро она всегда имеется у индивида. И все же изложенное мной ранее доказательство распространяется и на данный случай: чем больше множество допустимых решений и чем больше желания его превосходят, тем меньше вероятность, что желания им формируются. Иными словами, если пойти от обратного: маленькое множество допустимых решений чаще приводит к адаптивным предпочтениям, и наличие таких предпочтений можно заподозрить даже в случае большого множества, если лучший элемент в нем также является глобально лучшим элементом.

С другой стороны, предпочтения могут оказаться автономными, даже если лучший элемент множества допустимых решений также является глобально лучшим, а именно: если предпочтения формируются целенаправленным планированием характера. Вопрос в таком случае состоит в том, можем ли мы иметь какую-либо информацию об этом помимо (обычно отсутствующих) прямых сведений о реальном процессе формирования желаний. Очень осторожно я бы предложил следующее условие автономии предпочтений:

Если S 1 и S 2 – два множества допустимых решений, которыми вызываются структуры предпочтений R 1 и R 2 , тогда ни для одного х или у (в глобальном множестве) не должно выполняться xP 1y и yP 2x [330] Здесь и далее я использую Р для обозначения строгого предпочтения («лучше чем»), R для обозначения слабого предпочтения («по крайней мере, не хуже чем») и I для обозначения безразличия. .

Такое условие позволяет предпочтениям сходиться в безразличии, а безразличию расширяться до предпочтения, но исключает полное обращение предпочтений. Наглядный образ: когда лиса отворачивается от винограда, ее предпочтение земляники малине не должно обращаться. Подобное условие позволяет производить изменения в ранжировании внутри одного множества и в ранжировании разных множеств. Предположим x,y в S 1 и u,v в S 2 . Тогда xP 1 u и xI 2 u объясняются как намеренное повышение оценки элементов в новом множестве допустимых решений. Сходным образом xP 1 y и xI 2 y могут быть объяснены отсутствием потребности в проведении тонких различий между альтернативами, которые стали недоступными. Также uI 1 v и uP 2 v объясняются потребностью провести такие различия среди элементов, которые теперь стали доступны. В свою очередь xP 1 u и uP 2 x будут указывать на повышение оценки нового элемента или понижение оценки старого сверх необходимого в соответствии со склонностью адаптивных предпочтений перебарщивать. Похожим образом xP 1 y и yP 2 x (или uP 1 V и vP 2 u) – это откровенно иррациональные явления, потому что нет никакой причины, по которой приспособление к новому множеству должно обращать внутреннее ранжирование в старом.

В качестве гипотетического примера изменения предпочтений, нарушающих это условие автономии, я могу предпочесть, в моем состоянии свободного гражданского лица, быть свободным гражданским лицом, а не узником концентрационного лагеря, и узником лагеря, а не лагерным охранником. Однако, оказавшись в лагере, я могу предпочесть быть охранником, а не свободным гражданским лицом, оценив вариант быть узником ниже всего. Иными словами, когда множество допустимых решений – (x,y,z), я предпочитаю скорее х, чем у, и у, а не z, но, когда оно сокращается до (x,y), я предпочитаю z, а не х, и х, нежели у. В обоих случаях лучший элемент множества допустимых решений – также и глобально лучший элемент, что само по себе еще не говорит о неавтономности. Однако ограничение множества допустимых решений вдобавок влечет обращение предпочтений, нарушающее условие. Если бы ограничение множества вело к безразличию в отношении х или у , поскольку оба предпочтительнее, чем z, то оно свидетельствовало бы о поистине стоическом самообладании. В качестве другого примера возьмем сельскохозяйственного работника, который после переезда в город меняет на противоположное ранжирование различных способов ведения сельского хозяйства, отдавая теперь предпочтение более механизированным формам, которые ранее ранжировал ниже всего. И, в-третьих, обратите внимание, что модернизация подразумевает не только встраивание в иерархию престижа новых профессий в разных точках, но и перетасовку старых.

Когда человек с адаптивными предпочтениями сталкивается с изменением множества допустимых решений, происходит одно из двух, а именно: либо адаптация к новому множеству, либо полное освобождение от адаптивных предпочтений. Признаком освобождения от таких предпочтений было бы отсутствие внутри множества допустимых решений глобально лучшего элемента. И даже если допустимо лучшее остается глобально лучшим, освобождение от адаптивных предпочтений все же гипотетически представимо, коль скоро не произошло обращения предпочтений. Адаптация к новому множеству была проиллюстрирована случаем город/деревня, а примером освобождения от адаптивных предпочтений выступит приводимый ниже случай промышленной революции. Здесь освобождение диагностируется по первому критерию: глобально лучшее оказывается вне множества допустимых решений. Второй критерий (допустимо лучшее остается глобально лучшим без обращения предпочтений), предположительно, не получит широкого применения, поскольку сознательное планирование характера – относительно редкое явление.

Ущемляет нехватка автономии благосостояние или же автономия перпендикулярна ему, так что, скорее, придется рассматривать выбор между ними? Ответ на этот вопрос зависит от того, как именно мы рассматриваем благосостояние – в кардиналистской или в ординалистской перспективе. Полагаю, в случае если можно содержательно говорить о количественном удовлетворении желаний в полноценном классическом смысле, включая межличностно сравнимые и суммируемые полезности, тогда вопрос автономии не имеет отношения к измерению благосостояния. Удовлетворение желаний есть удовлетворение желаний, независимо от их происхождения. Если же мы ограничим себя ординалистской рамкой теории коллективного выбора, тогда вопрос автономии становится релевантен для благосостояния.