Иван Шишков - История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Уже из вышесказанного видно, что сущностной особенностью толкования мифа Элиаде выступает история, точнее, сакральная история, которая бесконечно может повторяться в форме ритуальных повторений мифических событий. Эти явленные в начале времени ритуальные образцы, «архетипы», «парадигмы» имели для человека архаической культуры сверхъестественное, трансцендентное происхождение, ибо, по словам Элиаде, «в „первобытном [78] стория. Избранные работы. М.: Прогресс, 1987. С. 32. , или архаическом, сознании предметы внешнего мира — так же, впрочем, как и сами человеческие действия — не имеют самостоятельной, внутренне присущей им ценности» [79] Элиаде М. Миф о вечном возвращении (архетипы и повторение) // Элиаде М. Космос и . Они приобретают смысл, только если что-то символизируют, являются частью определенного символа, знаменуют некий мифический акт. «И необработанный продукт природы, и предмет, изготовленный самим человеком, — подчеркивает в этой связи Элиаде, — обретают свою реальность, свою подлинность лишь в той мере, в какой они причастны к трансцендентной реальности. Действие обретает смысл, реальность исключительно лишь в той мере, в какой оно возобновляет некое прадействие… предмет или действие становятся реальными лишь в той мере, в какой они имитируют или повторяют арехетип» [80] Элиаде М. Миф о вечном возвращении (архетипы и повторение) Н Элиаде М. Космос и история. Избранные работы. М.: Прогресс, 1987. С. 33,55. .

Итак, предметы и действия архаического мира обретают свой смысл в ритуале как преднамеренно повторяемом действии, совершенном «в начале всех начал» предками, героями или богами. А потому усвоение окружающего мира древним человеком осуществляется через постоянное совершение обрядов, ритуалов, символически повторяющих архетипическую модель, которая и придает реальность и законность всему сущему. В этом смысле реальным оказывается сакральное. Впрочем, у первобытных людей не только ритуалы имеют свою мифическую модель, но и любое человеческое действие становится успешным постольку, поскольку оно точно повторяет действие, осуществлявшееся предком в начале всех начал. Последнее выступает в качестве модели для подражания, предоставляемой мифом во время совершения ритуалов, обрядов и вообще любых значимых действий.

В связи со сказанным встает вопрос о взаимоотношении мифа и ритуала, об их детерминации. В текстах Элиаде мы не находим однозначного, четкого ответа на этот вопрос. Ясно только одно: ритуал и миф находятся в постоянном взаимовлиянии и не всегда можно выделить один из них в качестве первичного и детерминирующего. Общую свою позицию в этом вопросе Элиаде сформулировал следующим образом: «обряд нельзя исполнить, если неизвестно его „" происхождение “ то есть миф, рассказывающий, как он был осуществлен в первый раз» [81] Элиаде М. Аспекты мифа. С. 27. . И всё же из текстов Элиаде создается впечатление, что он скорее склонялся к мысли о том, что миф иногда шел вслед за обычаем, обрядом. Например, церемониальные добрачные союзы предшествовали возникновению мифа о добрачных отношениях между Герой и Зевсом. Тем самым миф как бы запаздывал. Более того, ритуал, смысл которого уже утрачен, закономерно порождает новый, оправдывающий его миф.

Бытие архаичного человека в мифе преобразует его пространственно- временной континуум: обычное физическое (мирское) пространство преобразуется в пространство сакральное, а конкретное (профанное) время — во время мифическое (сакральное), «во время оно», т. е. тогда, когда ритуал впервые исполнялся предком. А это значит, что время ритуала совпадает с мифическим временем «начала». Тем самым ритуал переносит человека в мифическую эпоху изначальности, делая его ее современником. Стало быть, повторение в ритуале архетипического акта постоянно возвращает человека «во время оно». «В каком-то смысле, — отмечает Элиаде, — можно даже сказать, что в мире не происходит ничего нового, ибо всё есть лишь повторение всех тех же изначальных архетипов; это повторение, актуализируя мифический момент, в который было явлено архетипическое действие, бесконечно удерживает мир в одном и том же рассветном мгновении начал» [82] Элиаде М. Миф о вечном возращении. С. 91. . Благодаря этому повторению архаичный человек живет в постоянном настоящем, в котором время приобретает циклический характер, характер «вечного возвращения» того, что было раньше: в каждое мгновение всё начинается с самого начала.

Итак, человек архаичных культур живет согласно архетипам, которые для него являются единственной абсолютной реальностью и как таковая сакральной. Эта реальность находит свое выражение в мифах, которые являют множественные способы бытия в мире. Вот почему Элиаде определяет мифы как иллюстративные модели человеческого поведения; они имеют дело с реальностью [83] См.: Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. С. 15. , с действительно происходившим, событием, которое произошло в полном смысле этого слова в «священную эпоху Начала». В этом смысле миф всегда связан с раскрытием «таинства», описанием изначального события, которое устанавливает тип человеческого поведения, парадигму для всех значительных актов жизнедеятельности человека.

Таким образом, для Элиаде миф есть тип человеческого поведения, характерного для примитивных и архаических обществ. В таких обществах миф излагает священную историю, т. е. изначальное событие, имевшее место в священное время начал, в достопамятные времена «начала всех начал». Другими словами, миф является истинной историей того, что произошло у истоков времени, он говорит, по словам Элиаде, «только о происшедшем реально , о том, что себя в полной мере проявило» [84] Элиаде М. Аспекты мифа. С. 16. , а потому он реален и сакрален. Человек традиционных культур видел в мифе «единственно верное откровение действительности», «форму бытия в мире», «источник своего существования» [85] Элиаде М. Мифы, сновидения. Мистерии. С. 23,31. . Для него миф был неотъемлемой частью человеческого состояния. «Проживая» мифы, архаичный человек вступал в пределы сакрального, мифического времени, одновременно исходного, первоначального и в то же время бесконечно повторяющегося. Переживая заново это время, он воскрешал в ритуалах первозданную реальность, содержание которой задавалось мифом. А потому миф был для древнего человека живой реальностью, к которой он постоянно обращается. Этот «возврат к истокам» является чрезвычайно важным опытом, безусловно, в первую очередь для архаичных обществ, но не только.