Леонид Китаев-Смык - Психология стресса

Излишне говорить, что такие тенденции в условиях капиталистической действительности привели к движению хиппи, так называемому сексбуму, к резкому росту наркомании и преступности т. е. к логическому извращению первоначальных принципов утопической "свободы тела и духа". Увы, идеологи этих "принципов"" Маркузе [468], Норман, О. Браун, автор нашумевшей книги "Жизнь против смерти", потерпели провал в своих утверждениях якобы возможности в капиталистическом обществе "невинной, безвредной и простой" жизни, лишающей человека страха смерти [330].

Противники изложенной выше концепции "здравомыслящих" соглашаются с их утверждением того, что столкновение в раннем детстве с указанными выше неблагоприятными факторами способствует формированию тревожной личности. Вместе с тем эти ученые полагают, что в данном случае имеет место не формирование тревожности, в основе которой лежит страх перед уничтожением собственного существа. По их мнению, при неблагоприятном детстве возрастают тенденции к проявлению врожденного страха такого уничтожения во всем диапазоне субъективно неприятных чувств: от тревожности до непосредственного страха перед возможностью личной смерти. По мнению ученых, принадлежащих к этому второму направлению, страх перед смертью естествен и присутствует в каждом человеке. Это "основной" страх, который влияет на все проявления этого чувства, страх, от которого никто не огражден, независимо от того, как бы ни был этот страх замаскирован [308, 313]. В. Деймз [428], также придерживавшийся данной точки зрения, называл смерть "червем в сердцевине" всех человеческих претензий на счастье. Макс Шелер полагал, что все люди должны иметь определенную интуицию относительно этого "червя в сердцевине" независимо от того, признают они это или нет [337, с. 171. Этой же точки зрения придерживались и придерживаются многочисленные последователи З. Фрейда, как психоаналитики, так и не принадлежащие к школе психоанализа. Известный психоаналитик Г. Зильбург говорит, что большинство людей полагают, что страх перед смертью отсутствует потому, что он редко показывает свое истинное лицо. Вместе с тем "никто не свободен от страха смерти. Неврозы тревожности, разные фобические состояния, даже значительное число депрессивных состояний, самоубийств и многочисленные формы шизофрении убедительно демонстрируют вечно присутствующий страх смерти, который вплетается в главные конфликты указанных психопатологических состояний. Можно ручаться за то, что страх смерти всегда присутствует в нашем умственном функционировании" 1576, с. 465–467]. По млению цитируемого автора, "постоянная трата психологической энергии на дело сохранения жизни была бы невозможной, если бы столь же постоянно не присутствовал страх смерти. Сам термин "самосохранение" предполагает усилие против какой-то силы дезинтеграции; эмоциональный аспект этого усилия – страх, страх смерти" (Там же). Пытаясь примирить это предположение с реальной действительностью отсутствия в нашем сознании, как правило, не только страха смерти, но и вообще какого-либо страха и даже тревожности, Г. Зильбург надстраивает еще одно предположение: "Если бы этот страх смерти постоянно осознавался, мы не смогли бы функционировать нормально. Он должен постоянно подавляться, чтобы поддерживалось существование с какой-то степенью комфорта" (Там же).

Однако почему не представить, что когда страх перед чем-либо есть, то он действительно есть, когда же нет осознавания этого чувства, то страха просто нет. Разве не экономнее (а закон экономии – один из основных законов существования биологической жизни) "включать" переживания страха, причем дифференцированно по виду (об этом подробнее ниже), тогда, когда ситуация указывает на необходимость этого, и "выключать" его, экономя биологическую энергию, препятствуя ее "скрытой утечке" по якобы постоянно замкнутой "цепи" страха в неосознаваемой сфере мышления (в бессознательном).

Пытаясь ответить на этот вопрос, психоаналитики говорят про эволюцию человека, "что ему тем больше был присущ страх, чем больше он отличался от других животных. Мы могли бы сказать, что страх запрограммирован в низших животных готовыми инстинктами. Но животное, которое не имеет инстинктов, не имеет также запрограммированных страхов. Страхи человека вырабатываются из тех способов, которыми он воспринимает мир" [308, с. 316]. Изящное рассуждение, но бездоказательное. Можно посмотреть на это по-другому. Исходя из гипотезы существования систем положительной и отрицательной мотивации, В.А. Файвишевский высказывает следующее: "Потребность в биологически и психологически отрицательных ситуациях проявляется столь широко, что эта тенденция, будучи абсолютизированной без учета ее подчиненной роли по отношению к потребности в положительной мотивации, может вызвать иллюзию существования у живого существа стремления к опасности как к самоцели. Видимо, такой иллюзией и было обусловлено создание З. Фрейдом его концепции о существовании так называемого "инстинкта смерти"". И далее: "…если сенсорное голодание системы положительной мотивации создает вечную неутолимую неудовлетворенность человека достигнутым, то сенсорное голодание системы отрицательной мотивации обеспечивает эту неудовлетворенность мужеством, способностью к дерзанию и риску" [266, с. 443].

Несомненно, положительна устремленность психоаналитических концепций на понимание, на анализ величайшей загадки в Человеке – загадки неосознаваемых процессов мышления – "подсознания". Необходимы попытки заполнить пустоту наших знаний о подсознании размышлениями, которые, имея Е виду свое психоаналитическое учение, Фрейд смело называл "спекуляциями", необходимыми там, где есть проблема, но нет оснований для теорий и гипотез. Но нельзя такие спекулятивные размышления превращать в фетиш, в якобы единственно возможный способ обсуждения и решения всех проблем. Концепция о страхе смерти, извлеченная из психоанализа, превратилась для многих научных школ на Западе в своего рода доминанту, для которой все новые (и старые) экспериментальные и теоретические данные оказываются питательной средой. Эти научные школы готовы рассматривать все "за" и "против", но только танцуя от печки примата концепции страха смерти. Но почему, спрашивает известный психолог Гарднер Мерфи [488, с. 320], проживание жизни в любви и радости не может также рассматриваться как реальное и основное наряду с проявлениями страха смерти, действительно являющейся своего рода центром чувства тревожности? Наряду с предположением примата страха смерти в чувственном мире человека можно столь же обоснованно допустить, что переживания страха и смелости равноценны и равноправны и актуализируются в сознании в зависимости от преобладания порождающих их внешних и внутренних факторов. Нет достаточных экспериментальных оснований для рассуждений о том, сменяются чувства страха и смелости, взаимно выключая друг друга, или любое из них, подавляя противоположное чувство, маскирует, скрывает его тлеющий огонек. Как бы то ни было, но страхи естественно поглощаются экстенсивными стремлениями организма. Это выражается в самовосхищении, в удовлетворении при раскрытии своих способностей на фоне окружения [308]. Один из способов самовыражения – активное внедрение в жизнь, навстречу опасности и благополучию. Может ли кто-либо с полной уверенностью сказать, что подавляется: смелость в случае преобладания страха, или, напротив, страх во время смелых поступков, или это два взаимоисключающих (взаимовыключающих) чувства, или же, наконец, это две формы осознания одного и того же механизма, активизирующего защитную (адаптивную) активность организма.