Леонид Китаев-Смык - Психология стресса

После начала действия опасного фактора, когда он стал "ясен", "понятен" субъекту (когда субъективная определенность этого фактора достигла уровня, "включающего" активное реагирование на него со стороны субъекта), чувство страха, имевшее место в ожидании опасности, может "трансформироваться" в другие эмоциональные переживания: а) в радость противоборства с носителем опасности. Это своего рода "торжество предстоящей победы" над ним; б) в переживании веселья, лихости. На основании большого числа опросов людей и наблюдений за их поведением в критических ситуациях мы беремся утверждать, что за этим переживанием может не быть скрытого чувства страха, тревожности; в) мы наблюдали случаи, когда сильное чувство страха, испуга мгновенно трансформировалось в чувство гнева с проявлениями ярости, когда на фоне переживания страха у субъекта актуализировалось представление об испугавшем факторе как об объекте, который необходимо уничтожить, наказать; г) возможны варианты "дубликации" эмоций, если одновременно имелись предпосылки для возникновения у субъекта и испуга, и смеха. Например, когда человек понимал, что ситуация его столкновения с фактором пугающим, но мнимо опасным выглядит смешной со стороны; д) в редких случаях мы имели возможность наблюдать стрессовые эмоциональные состояния, отличавшиеся, условно говоря, "расщеплением" эмоциональных проявлений. При этом человек непроизвольно совершал защитные движения, как при испуге, в то же время такой человек переживал чувство веселья, улыбался. Можно предположить, что в таком случае эмоция актуализировалась как "информация к себе" (осознаваемая) и "к другим людям" (опосредованная мимикой) о "торжестве победы" над якобы преодоленной опасностью, т. е. об игровой, развлекательной сущности текущей ситуации. В то же время к соматической двигательной системе этого человека поступала "информация" о наличии опасности, требующей защитных действий [126, 127].

Указанные "трансформации" чувства страха в другие эмоциональные переживания можно рассматривать как проявление фазности в развитии эмоционально-поведенческого субсиндрома при остром стрессе. Его первая фаза – "программное реагирование", вторая – "ситуационное реагирование".

Известны лица, которым, по их словам, вообще не свойственно чувство страха в ситуациях, связанных с профессиональной деятельностью в опасных условиях. Результаты наших наблюдений за такими людьми во время их профессиональной деятельности подтверждают достоверность их самооценки. В ходе приобретения профессионального мастерства практически все такие люди испытывали чувство страха, тревожности при первых столкновениях с опасностью, которое постепенно (или сразу) редуцировалось. Надо сказать, что подобного типа людям не чужды ощущения тревожности, опасения, боязни, которые у них возникают при тех или иных опасностях в ситуациях, не связанных с профессиональным риском. Их бесстрашие в таких ситуациях, видимо, обусловлено многими прецедентами "овладения" своими эмоциональными реакциями; оно базируется на мотивационно-волевых чертах личности.

Известны разные пути к такому профессиональному бесстрашию, к такому, казалось бы, непроизвольному самообладанию: через становление и укрепление убежденности в безошибочности собственных действий в критической обстановке; через веру в собственную неуязвимость; через постепенное (за первые 2–3 года работы) замещение состояния тревожности состоянием напряженности внимания; через "культивирование" приятных переживаний риска, постепенно вытесняющих чувство тревожности (при склонности к таким переживаниям); через переживание сильного страха. Приведем пример последнего вида формирования бесстрашия. Бывший военный разведчик А., отличавшийся, по мнению его коллег, "абсолютным бесстрашием", рассказал нам, что после первых пребываний среди врагов (в роли одного из них) он стал бояться, что когда-нибудь может быть разоблачен. "Однажды, когда я готовился к очередной заброске на вражескую территорию, чувство тревожности было особенно сильным. Тогда я нарочно стал усиливать его, уверяя себя, что я когда-нибудь обязательно буду разоблачен и погибну. Напало чувство страха, оно было таким сильным, что я как бы пережил в мыслях и чувствах собственную смерть. После этого я уже не испытывал страха. Дважды, когда я бывал на грани провала, моя невозмутимость смущала моих противников и дала мне время уйти от опасности" (из рассказа А.). Известны способы дзенского (чаньского) тренинга, ведущие, в частности, к ликвидации тревожности и к самообладанию через переживание в мыслях и чувствах собственной смерти.

Полагаем, что о состоянии, сходном с описанными выше состояниями "профессионального бесстрашия", пишет М.Н. Русакова, обобщая обширные экспериментальные данные, полученные при психофизиологическом исследовании эмоций: "У человека, по-видимому, наиболее высоким поведенческим уровнем бодрствования следует принимать такое функциональное состояние, которое сопровождается деятельностью в экстремальных условиях, требующей высокого уровня внимания и сопровождающейся эмоциональным напряжением. В этом случае можно получить мобилизацию трех систем: моторной, эмоционально-мотивационной и системы, обеспечивающей устойчивое внимание" [238, с. 23].

В основе второго вида "страха смерти", надо полагать, лежит сформированный в ходе биологической эволюции феномен "страха смерти", которая может быть результатом исключения особи из стада, из стаи. Известно, что у многих видов животных особь, оказавшаяся вне стаи, нежизнеспособна перед лицом требований среды. Успешно противостоять им может только достаточная по численности и по разнообразию индивидуальных особенностей совокупность особей. Этот (второй) социально обусловленный вид "страха смерти" опосредуется (отражается) в человеческом сознании часто очень неприятным представлением о нарушении (потере) своего социального статуса. Таким образом, второй вид "страха смерти", как правило, проявляется в редуцированной форме, т. е. без какого-либо осознания угрозы смерти как таковой, а лишь в форме дискомфортных переживаний угрожающей или случившейся десоциализации (чувство позора, ощущение собственной неуспешности, неполноценности, ненужности другим людям и т. п.). Все такого рода ощущения и переживания, по нашему мнению, составляют разные проявления второго вида "страха смерти". Следует отметить, что существует множество примеров того, что дискомфорт таких переживаний оказывался столь сильным, что побуждал человека к самоубийству, т. е. был сильнее "стремления к жизни". Можно ли с уверенностью сказать, что чувство позора – это особым образом трансформированное чувство страха смерти особи, изгнанной из сообщества и тем обреченной на гибель в непосильной борьбе в одиночку за собственное существование? С уверенностью сказать, что это так и есть, нельзя. Можно полагать, что отмеченный выше страх "просто смерти" (первого вида), ужас перед угрозой собственного исчезновения может находиться в отношениях как антагонизма, так и синергизма с проявлениями "страха смерти" второго вида. Приведем примеры, иллюстрирующие такое взаимоотношение этих чувств. Во время парашютного прыжка парашютист К. оказался после раскрытия купола парашюта висящим вниз головой из-за того, что одна его нога запуталась в стропах. Приземление в таком положении, как правило, заканчивается смертью парашютиста. К., естественно, знал об этом и сразу оценил такую угрозу. Но это не только не вызвало у него явного испуга, но, по его словам, он даже не стал думать об этом. И вот почему. Первым делом он, повернувшись в крайне неудобном положении, посмотрел вниз на то место на землю, где находились его товарищи, которые следили за прыжками. Сделал К. это для того, по его словам, чтобы убедиться в том, что из-за большого расстояния с земли нельзя различить, в каком положении он находится. Далее К. удостоверился, что он не виден прыгавшему вслед за ним руководителю прыжками. Последний был закрыт куполом парашюта К., поэтому они друг друга не видели. Удостоверившись, что нет свидетелей его "плачевно-позорного" положения, К. не только успокоился, но испытал даже радостный эмоциональный подъем. После этого он, по его словам, стал относительно спокойно развязывать узел из строп парашюта, завязавшийся на его ноге. Будучи аналогичным образом подвешенным впоследствии в наземных условиях, К. только за счет огромных усилий освободился от узла на ноге. Во время же прыжка он якобы не ощутил таких усилий при освобождении ноги из строп. Его беспокоило только, чтобы никто не заметил его "позорного вида". Другой аналогичный случай. Парашютист С. прыгал с самолета, не одев на голову кожаный шлем. Во время раскрытия купола парашюта ударом полукольца подвесной системы у С. рассекло кожу головы. Первая мысль С. была о том, чтобы поймать летящий рядом с ним чехол от парашюта. С. решил, что этим чехлом – оранжевого цвета – можно, не оставив следов, вытереть кровь и, таким образом, скрыть факт своего ранения. Это было необходимо, по мнению С., чтобы скрыть его оплошность: прыжок без шлема запрещался правилами техники безопасности… Все эти рассуждения, как рассказал впоследствии С., промелькнули в его сознании мгновенно. Не сумев поймать в полете парашютный чехол, С. предпринял рискованный во время спуска на парашюте шаг. Частично расстегнув крепление подвесной системы парашюта, С. вытащил из-под верхней одежды подол нижней рубахи и им тщательно вытер кровь на шее и на голове.