Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

Данный пример поучителен. Практически любому человеку, который смотрит на какую-либо религию извне, трудно избежать ошибки: он почти всегда путает серьезность подхода этой религии к тем проблемам, которые он считает серьезными, с серьезностью ее подхода к самой себе. Если современная католическая церковь не может не демонстрировать своей абсолютной серьезности в отношении абортов и нищеты в странах «третьего мира», в отношении ее собственного «богословия освобождения» в Латинской Америке как вероучительных вопросов, то франкмасонство, как организация, не может проявить свою серьезность в подходе к тем же проблемам по той простой причине, что они не представляют собой части упрощенной масонской философии. Так, если иудаизм не может оставаться догматически безразличным по отношению к физическому и моральному состоянию верующего перед тем, как он утром приходит в синагогу, и требует от него совершить ритуальное омовение, то масонство не заботит, что делал масон перед приходом в ложу и что он будет делать после того, как покинет ее. Вот почему совершенно бессмысленно обвинять масонство в том, что некоторые масоны-полицейские покрывают преступления своих собратьев, или что Братья той или иной профессии составляют протекцию своим, или что известных представителей Цеха порой обнаруживают в борделях. Все это может быть правдой и служить доказательством того, что вышеуказанные масоны безнравственны как полицейские, представители своих профессий или мужья, но из этих фактов нельзя сделать никаких дальнейших выводов. Франкмасонство, в соответствии с буквой и духом своей конституции, не интересуется частной индивидуальной моралью. Каждый член должен поступать в соответствии со своей собственной совестью, даже если его собратья-масоны будут весьма сожалеть о последствиях его поступков (и помогать ему выйти из сложившейся ситуации). В этой области они действуют как индивидуумы, а не как масоны. Поэтому неизбежно, что масонство, со своим возведенным в принцип безразличием по отношению к проблемам и дилеммам мира в целом, абстрагировалось— за неимением лучшего слова — от изменяющихся социокультурных условий мира и утратило право на то, чтобы требовать к себе серьезного отношения с его стороны.

Более того, термины «подмастерье», «мастер» и «работа» в таких увещеваниях Старой и Готической Конституций , как «подмастерье должен быть честен по отношению к своему мастеру», «он не должен развратничать» или «он должен хорошо исполнять свою работу», стали частью символического аппарата, отделенной от своего первоначального этического контекста. В прошлом мастер строитель на месте строительства и Мастер в Ложе был не просто одним и тем же лицом, но и одной и той же вещью . Но после того как Ложа абстрагировалась от возведения зданий и последнее было перенесено в нее в виде символа, реальное место строительства стало волновать Ложу в той же мере, как реальное поле сражения или парламентские выборы, хотя франкмасоны как отдельные личности, находясь вне Ложи, могли быть весьма озабочены этими вещами и вовлечены в них. То есть, абстрагировавшись от строительной профессии, франкмасонство абстрагировалось и от разврата, нечестности, пьянства и т. п. действительного строителя. Намного более важным, однако, является то, что (по крайней мере, в принципе) развратничающий строитель, войдя в Ложу, становится равно абстрагированным от своей строительной профессии и от своего разврата. Таким образом, франкмасонство, будучи внутри себя социальным, сумело остаться в целом свободным от различных социальных реальностей своих отдельных членов, а также, до некоторой степени, от реальности окружающего общества.

Это, конечно, слишком просто и обобщенно, чтобы быть совершенной правдой (впрочем, как любое социологическое обобщение), но это истинно в той мере, в какой общество в целом реагирует на социальную, политическую и религиозную невовлеченность франкмасонства. А реакция его крайне амбивалентна: его раздражает невовлеченность масонства, которое оно осуждает за его несерьезность, в то же время подозревая, что оно должно иметь некую злонамеренную и антисоциальную вовлеченность: ведь ни один социальный институт не может быть на самом деле безразличен к обществу. Здесь можно задать любопытный вопрос: повлияло ли в этом отношении на самосознание масонства восприятие масонства внешним миром как чего-то абсолютно несерьезного? Очевидно, да — особенно если принять во внимание, сколь искусны англичане в превращении серьезных вещей в несерьезные, и наоборот. Но кто сказал, что все это несерьезно? Определенно не сами масоны, поскольку они обычно воспринимают свою масонскую деятельность совершенно всерьез. Однако это отражалось в их отношении к обвинениям со стороны и ни в коей мере не было показательно для их отношения к себе. Эта проблема была сформулирована, хотя и несколько в ином ключе, итальянским герменевтом Франко Миккелини-Точчи и моим другом масоном Джеффри К.: фокус масонства — это его Ритуал, который, в отличие от основных ритуалов католической церкви или англиканской, никак не связан ни с ходом событий в мире, находящемся за пределами масонства, ни с жизнью самих масонов за пределами их лож. Все дело — в игре, а не в команде или клубе, ни даже в том, чтобы получить некий результат, имеющий значение за пределами самого Ритуала, в то время как воздействие основных христианских ритуалов не ограничивается пространством церкви или даже индивидуальной жизни прихожан. С догматической точки зрения любой христианский ритуал объективно благотворен не только для тех, кто ходит в церковь, но для всего мира. «С точки зрения общества любой ритуал оправдан своим положительным воздействием на сообщество, которое поддерживает, культивирует и сохраняет традицию, или, по крайней мере, положительным воздействием на тех, кто осуществляет этот ритуал, — говорит Жюль Ломбард, самозваный Великий Мастер одной из схизматических Французских Лож, и продолжает: — Настоящий масонский ритуал не имеет и не может иметь такого социального воздействия даже на самих масонов».

Он совершенно прав: никакая социальная деятельность масона не может быть объяснена Ритуалом или возведена к нему. Следовательно, будет серьезной ошибкой утверждать, как это делают многие, что социальное поведение масонов объясняется тем фактом, что они масоны. Более того, нельзя утверждать даже того, что оно определяется так называемыми «масонскими идеалами»: с точки зрения масонства, человек присоединяется в Ложе именно потому, что уже разделяет эти идеалы, а не потому, что желает приобрести их в Ложе. Другими словами, стать масоном равносильно тому, чтобы совершить эзотерический Ритуал франкмасонства, или принять участие в нем, с целью приобрести право делать это. А для того чтобы приобрести такое право, необходимо дать совершить над собой ритуал, который сам по себе не имеет ничего общего с чем-либо экзотерическим, включая идеалы. Такая интенция диаметрально противоположна интенциям самых заклятых врагов масонов — иезуитов, для которых в принципе не существует никакого разделения между эзотерическим и экзотерическим, внутренним и внешним, индивидуальным и социальным, религиозным и политическим. Однако никому даже не придет в голову обвинять иезуитов в несерьезности. В этой связи стоит вспомнить, что Общество Иисуса было распущено папой Климентом XIV в 1773 г. именно потому, что иезуиты становились слишком социальны и слишком активно адаптировались к изменяющимся социальным условиям мира, в котором занимались прозелитизмом. Когда в следующем году маркиз де Помбаль, масон, изгнал иезуитов из Португалии и Бразилии (и даже истребил некоторых из них по ходу дела), он сделал это не по причине тайного или эзотерического характера их действий, и даже не в силу преданности своему Обществу, но из-за того, что боялся их не-посредственного вмешательства в политическую жизнь и рас-тущего политического влияния. Он тоже был очень серьезен — не как франкмасон, а как государственный деятель. Когда этот благонамеренный джентльмен преследовал иезуитов, он едва ли осознавал, что, делая это, он почти полностью повторяет действия короля Франции Филиппа Красивого по отношению к тамплиерам где-то за 450 лет до того — действия того типа, которые сами иезуиты, если бы могли, предприняли бы по отношению к масонам спустя столетие.