Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

Лоуренс Дермотт, странствующий типограф, художник, а позднее преуспевающий лондонский виноторговец, был масонской знаменитостью особого рода — он был практически единственным человеком, предпринявшим пересмотр идеологии масонства. И если в Лондоне действительно было некое количество ирландских масонов, которые не могли (или не хотели) занять место в Английской Великой Ложе, то Дермотт был тем самым человеком, который искал вакантного места, чтобы восстановить нечто, никогда прежде не существовавшее. Описывая Дермотта как фигуру идеологическую, я использую определение «идеологии» как учения или набора идей любого характера, содержания или принципов, принадлежащего группе людей (классу, секте, нации и т. д.), которая тем или иным образом сознательно противопоставляет себя какой-либо иной группе, обладающей своим набором идей принципов и т. д. В то время как каждая и любая уже сформулированная идея или принцип может стать идеологией, существует и всегда существовало большое количество таких, которые актуально (т. е. исторически) не стали таковой. Масонские идеи не были и не являются идеологическими сами по себе, но с возникновением «анти-Ложи» задача ее строителей стала чисто идеологической, поскольку они немедленно начали использовать масонские идеи прежде всего в целях противопоставления себя другой структуре, Великой Ложе Англии [158]. Итак, Дермотт начал с того, что решил изменить те масонские идеи, которые он мог бы затем использовать как идеологические пункты спора с Великой Ложей Англии.

Первый вопрос, который Дермотт задает в своей книге Ахиман Резон , является историческим: он касается права на использование термина «древний». Этот термин используется, говорит он, поскольку история Древних является подлинно мистической, в том смысле, что она является историей тайн, а не внешних событий, «масонизированных» искусственным образом. Во втором издании своих собственных Конституций (1766) он пишет об историческом разделе Андерсона в издании 1738 г.: «У меня есть сомнения, полезны ли сколько-нибудь такие истории [о происхождении масонства от Адама, Каина и т. д.] для секретных таинств Цеха». После этого он особо затрагивает дополнительную главу сочинения Андерсона: «… Мое намерение состоит исключительно в том, чтобы разоблачить смехотворные нововведения и баснословные рассказы о великих мастерах, которые никогда не пользовались в масонстве никаким авторитетом» [159]. Он высмеивает историю Андерсона не столько как фальсификацию, а скорее как нечто безнадежно банальное — как неизобретательную игру досужих непрофессионалов — в сравнении с таинственной и тайной подлинной историей масонов. С уничтожающим сарказмом он отвергает исторические претензии Великой Ложи Англии: «Около 1717 г. некие веселые приятели (сообщил в 1753 г. своей Ложе № 3 Брат Томас Грин-селл, человек, достойный большого доверия), восемь человек, чьи имена были Дезагилье, Гофтон, Кинг, Кальверт, Ламли, Мэдден, Де Нойер и Враден, были теми гениями, которым мир обязан достопамятным изобретением Нового Масонства» [160].

Итак, впервые в своей краткой истории масонство Великой Ложи Англии получает название «нового», то есть, подразумевается, не подлинного и не универсального. Поскольку — и здесь идеологический характер сообщения Дермотта становится вполне очевидным — может быть только одно истинное масонство и одна настоящая Великая Ложа [161].

Здесь мы подходим ко второму пункту: универсальности «древнего» масонства Дермотта. Он пытается убедить читателя при помощи ряда риторических вопросов: «Является ли масонство, практикуемое в древних ложах, универсальным? — Да. Является ли то, что называется Древним Масонством, универсальным? — Да. Является ли универсальным то, что называется Новым Масонством? — Нет» [162]. И, конечно же, декларируя все это, Дермотт удобным для себя образом игнорирует тот факт, что это именно он назвал масонов Великой Ложи Англии «Новыми» и что это название никогда не применялось в отношении к ним ими самими или кем-либо другим. Он пишет: «Несколько выдающихся членов Цеха, проживающих в Шотландии, Ирландии, Америке и других местах… настойчиво требовали от меня предоставить им описание того, что называется Новым Масонством в Лондоне… У меня самого было схожее любопыт-ство в 1748 г., когда я впервые познакомился с Обществом» [163]. Итак, он сначала хотел быть принятым в «Новую» ложу с целью удовлетворить любопытство относительно структуры и дисциплины масонства как организации, но вскоре пришел к выводу, что она не была ни достаточно древней, ни подлинно универсальной и что его задача состоит не в том, чтобы исправить недостатки этой организации, а в том, чтобы создать абсолютно новую, в которой эти качества проявились бы наилучшим образом. Трудно определить, что именно он подразумевал под «универсальностью». Большую демократичность? Меньшую авторитарность? Меньшую элитарность? Дермотт не уточняет [164].

Первая идея, подвергшаяся идеологической ревизии, касалась «Бога и Религии». В этом вопросе Дермотт одновременно гибок и определенен. Повторив начало знаменитой формулы Андерсона: «Масон обязан по своему положению твердо верить в истинное поклонение вечному Богу», он изменяет остальную часть этого положения — как слова, так и акцент: «… а также во все священные сочинения, составленные и опубликованные отцами Церкви для употребления всех добрых людей» [165]. Таким образом, андерсоновская «религия, в которой согласны все люди» очевидным образом заменяется на христианскую церковь с ее символом веры, культом и корпусом канонических текстов. Однако несколько далее он вновь соглашается с Андерсоном в отношении самой первой обязанности: «Масон обязан по своему положению соблюдать нравственный закон как истинный Ноахид…» [166]. Далее он следует Андерсону почти дословно. Подобно своему предшественнику, он является твердым сторонником секретности, поскольку подлинно мистическое (т. е. основанное на таинствах — мистериях) общество является тайным как по определению, так и по воле Бога, а масонство является воплощением секретности, понимаемой как универсальное духовное качество: «… Сам Бог благоволит к тайнам. И хотя ради блага человека Господь соблаговолил открыть некоторые вещи, тем не менее невозможно в любое время изменить его решение, в отношении которого достопочтенные мудрецы древних времен всегда заботились о том, чтобы осуществлять свои намерения в тайне» [167].

В книге Ахиман Резон масонство представлено масонам как Тайное Христианское Общество, подходящее для «всех добрых людей», — хотя, конечно, по причине его универсализма некоторые «плохие и злые» люди также неизбежно окажутся в нем. Вот его простая апология, которая, стоит заметить, опять же носит отчетливо христианский характер: «Поскольку число добрых и мудрых масонов всегда превосходило число глупых и злых, было бы абсурдно осуждать целое за часть, все равно как если бы у евреев осуждать Сима и Иафета за проклятие, произнесенное Хаму; или у христиан осуждать одиннадцать апостолов, поскольку Иуда оказался предателем…» [168].