Стефан Тулмин - Концептуальные революции в науке

Этот контраст между "нормальными" и "революционными" изменениями Кун интерпретирует двумя альтернативными способами: в одних случаях он дает ему философскую интерпретацию, в других- социологическую. Его использование витгенштейновского термина "парадигма" является соответственно двусмысленным. Иногда он рассуждает так: интеллектуальная функция фундаментальной концептуальной схемы, такой, как динамическая система "Математических начал натуральной философии" Ньютона, состоит в том, чтобы детерминировать, какого типа теории допустимы, какие вопросы осмысленны и какие интерпретации приемлемы для физиков, работающих в ньютоновской традиции, и до тех пор, пока эта теория сохраняет свой интеллектуальный авторитет, физики могут рассматривать ее принципы как высшую теоретическую инстанцию, то есть как "парадигму". (С падением авторитета этой теории все здание физики должно быть перестроено на новых основаниях.)

В других местах Кун рассуждает следующим образом: создатели некоторой теоретической картины мира видят больше, чем их наследники и эпигоны. Последним свойственна определенная узость мыш- ления, выражающаяся в том, что они считают осмысленными только те вопросы, законными-лишь те интерпретации и приемлемыми-только такие способы объяснения, которые санкционированы примерами создателей той школы, в русле которой они работают. При этом оказывается, что этот недостаток является очень полезным, ибо власть авторитета (например, Ньютона в его "Оптике") задает основные направления исследований, что очень удобно для ученых меньшего масштаба. (Заметим, что в приведенных рассуждениях изложены, во-первых, философская интерпретация, согласно которой сама теория представляет собой парадигму и обладает авторитетом, и, во-вторых, социологическая интерпретация, которая считает парадигмой сочинения, излагающие теорию, например "Оптику" Ньютона, и авторитет рассматривает как личное влияние определенного человека, а не влияние его идей.)

Первая, философская интерпретация напоминает позицию Коллингвуда: его "абсолютные предпосылки" теперь выступают как предположения о первичности и фундаментальности отдельных "парадигм", а куновская последовательность "кризисов и революций" аналогична последовательности "напряжений и модификаций" Коллингвуда. Однако уже в самом начале своей деятельности-особенно в упоминавшейся статье о догмах в науке — Кун явно считал, что делает нечто большее, чем простое повторение философских построений Коллингвуда. В то время он питал надежду на то, что ему удастся совместить философскую и социологическую интерпретации, и даже в последующей фазе развития своей концепции он не пришел к полному устранению социологической интерпретации Обратите внимание, например, на само название только что упомянутой его статьи: подчеркивая ценность догм в науке, Кун не ограничивается тем утверждением, что общие схемы теории функционируют "парадигматически", ибо в построении теории на надежной парадигматической основе нет ничего "догматического", однако он делал вывод, что даже узость мышления может быть целесообразной для развития науки. В этом пункте становится важным раз- личие между приводимыми им иллюстрациями.

В то время как динамическая теория, изложенная в "Началах" Ньютона, сохраняла свой интеллектуальный авторитет вплоть до конца XIX столетия, влияние его "Оптики" было гораздо меньшим и прекратилось гораздо быстрее. Поэтому если в подтверждение некоторой теории научного изменения мы ссылаемся на обе названные работы, то следует прямо признать различие между ними, а не считать их иллюстрациями одного и того же явления.

После 1961 года Кун уже не говорит о "догмах" и концентрирует свое внимание на философской идее "парадигмы", которая представляет собой теорию, обладающую полноправным интеллеетуальным авторитетом (Поэтому в третьей фазе развития своей концепции Кун вплотную подходит к отождествлению термина "парадигма" с выражением "фундаментальная теория"). Точно так же можно обнаружить определенное различие между его позицией, изложенной в книге "Структура научных революций", и позицией на симпозиуме 1965 года. В его книге различие между "нормальным" и "революционным" изменениями в науке было ясным, четким и хорошо определенным. "Научная революция", с точки зрения Куна, настолько глубоко и полно изменяет интеллектуальные средства [10] Какие из реальных интеллектуальных изменении в науке были так глубоки, как куновские "революции"? Единственным примером из истории науки трех последних столетии, который Кун имел основания привести в своей книге, был переход от классической физики Галилея, Ньютона и Максвелла к физике Эйнштейна и квантовой теории. , что ученые, работающие в рамках новой парадигмы, не будут иметь ни одного теоретического понятия, которое было бы общим для них и их коллег, все еще придерживающихся старой парадигмы; поэтому сторонники разных парадигм не смогут говорить друг с другом об их общей области исследования и будут "видеть" мир совершенно по-разному. Напротив, в период "нормальной" науки не существует такого взаимного непонимания или радикальной трасформации схем нашего опыта: нормальная наука существенно едина и ученые заняты работой в рамках общей для всех структуры фундаментальных понятий. Однако с 1965 года даже это различие между нормальным и революционным развитием становится неясным. Критики убедили Куна в том, что во всех науках глубокие концептуальные изменения происходят часто, и он начал описывать все научные изменения или большую их часть как последовательность небольших революций, или микрореволюций, превратив, таким образом, развитие научной теории в "непрерывную революцию". Каково значение этого нового шага? Соображения, подтолкнувшие Куна в данном направлении, давно известны специалистам по политическим наукам, геологам и вообще всем ученым, работающим в области исторических наук.

Когда-то историки политических учений тоже хотели видеть в термине "революция" нечто большее, чем удобную таксономическую категорию. Казалось, что устойчивое конституционное развитие представляет собой очевидную непрерывность, тогда как "революции", напротив, нарушают нормальное течение жизни и приводят к разрывам, которые нельзя объяснить в терминах, используемых при объяснении нормального политического развития. Однако постепенно историкам стало ясно, что фраза типа"… а затем наступила революция" ничего не объясняет и лишь освобождает от необходимости проводить тщательный исторический анализ. Ограничиться этой фразой — значит уклониться от решения собственно исторической задачи.