Александр Казённов - Диалектика как высший метод познания

К исследованию категории «бытие» возвращаются всякий раз, когда происходит очередной структурный кризис в философии. Тогда мысль о бытии снова становится важной, снова изучаемой, снова необходимой. В такой ситуации, вдруг, появляются замечательные формулы, в которых ясно отливается понимание бытия. Такова, например, формула Декарта «Cogito ergo sum»: «мыслю, следовательно существую». Хотя можно было бы перевести так: «Мыслю, следовательно есть» или «Мыслю, следовательно, я есть (бытие»)». В этой формуле уже преодолено ограниченное понимание бытия, бытие уже отвлечено из «всего, что нас окружает», из «форм и способов существования» в сознание, в «я», в мышление. И в этом мышление и бытие тождественны.

Другой, отчасти противоположной, формулой этого понимания неотделимости бытия от мышления является выражение Дж. Беркли «esse – percipi», т.е. «существовать значит быть воспринимаемым», (хотя можно было бы перевести и так: «Мыслимо, следовательно, есть»). И это понятно: в первом случае – если некто уже мыслит, значит он, по крайней мере, есть, т.е. он – бытие (при всей многозначности термина «cogito»); во второй формуле – бытие есть только как мыслимое, как отражённое в мысли, т.е. если мысли о нём нет, то и бытия, поскольку оно только мыслимо, тоже нет (при всей многозначности термина «percipi»). Причём под «нет» имеется в виду отсутствие мыслящего, того, кто скажет это «есть», кто начал исследовать какой-нибудь предмет. Только мышление, по мнению Дж. Беркли, возводит вещь, свойство или иной предмет в понятие и делает его, таким образом, «бытием», т.е. мыслит его как бытие, а не как просто вещь. Дж. Беркли прав в том смысле, и поэтому является выдающимся философом, что вещь, чтобы быть познанной, должна быть возведена в сознание, в мысль. Но он заблуждался, что вне сознания вещь не имеет определений. Дело как раз и заключается в том, что мы определения бытия пытаемся адекватно возвести в определения сознания и, лучше, в определения его высшего уровня – мышления. Иногда это получается удачно, тогда определения навсегда входят в общественное сознание, как, например, определения человека, общества, государства, мышления, сформулированные Аристотелем.

Обыденное сознание не задумывается об этой стороне своей деятельности: оно оперирует образами и представлениями как вещами. Но наше мышление в точном, научном смысле слова обязано в ХХI веке различать вещи и образы вещей, образы и понятия вещей. Т.е. брать вещи в их мыслимом содержании, а не только в чувственном или представляемом наполнении. Если берут вещи в их бытии, а не в представляемом физическом или социальном содержании, то да: бытие есть как мыслимое. Предмет, рассматриваемый в самом начале исследования, берется еще без определений, следовательно – как чистое бытие, как мыслимый, как только что взятый в мысль. Бытие есть предмет, возведенный в мысль, в понятие. И эта мысль должна быть (в научном исследовании, а желательно и во всяком размышлении) жестко утверждена: есть предмет исследования или его нет. Нет, так и исследования нет, поскольку нет бытия.

В сознании «бытие» прежде всего суть слово. «Бытие есть слово». По виду это определение, но по сути это не определение. Это – довольно внешнее указание на переведённый в область знаний предмет.

Слово «бытие» интересно и в других отношениях. Во-первых, тождественностью его глагольных коррелятов (но не только глагольных) почти во всех индоевропейских языках. С минимальными изменениями оно слышится в похожем звучании на многих наречиях.

Во-вторых, различием пребывания в индоевропейских языках существительного «бытие» и глагола «быть». Как существительное оно во всех языках имеет различное национальное произношение: бытие, ontos, sein, etre, а как глагол – весьма близкие по звучанию формы; особенно в настоящем времени: есть, ist, est, asti, esse, is, exist и т.д.

В-третьих, глагол «быть» со всех языков в словарях переводится: «быть, существовать». Т.е. «быть» и «существовать» в словарях не различаются. И хотя в естественных языках это действительно близкое словоупотребление, по сути «быть» и «существовать» – это термины разных планов: все существующее есть, оно бытие, но не всякое бытие – «существующее».

В-четвёртых, понятие «бытие», как уже видно из предыдущего пункта, близко к понятию «сущность». Но оно не сущность. Теперь нам, после Г. Гегеля, это понятно. Но до Гегеля, а особенно – в античности, бытие и сущность почти не различались или различались минимально. Даже у Аристотеля под сущностью понимается, скорее, бытие. В греческом языке «οntos» и производится от «eimi» (быть) [3, 374 и 889], и имеет значение «действительно, в самом деле, по истине», т.е. чего-то существенного, сущностного. Получается, что так называемая «онтология» является и знанием о бытии, и знанием о сущности, о том, что действительно, по истине, есть. Ведь ясно, что изучая бытие, философия стремится познать именно истину бытия, сущность бытия – то, что стоит за бытием.

В-пятых, слово «бытие» каким-то образом связано со словом «истина». И это также не случайная связь. В древнегреческом языке слово «aleteia» (истина, правда) имеет также и значение «действительность», т.е. истинное бытие. А древнегреческое «to on» (сущее) [1,684]означает также и «правда», «по истине», действительно [3, 374]. В русском языке истина суть то, что есть на самом деле, т.е. она – отражение бытия, которое действительно есть. И термин «истина» обычно не различают от термина «правда». Используют их, обычно, в одном значении. Но в отличие от слова «правда», с помощью которого фиксируется какая-то одна сторона предмета и которое часто используется для противоположных характеристик предмета, истина предполагает однозначность. Русское слово «истина» как будто родственно немецкому глаголу «быть» в настоящем времени – ist = есть. Но и по-немецки истина – Wahrheit. Г. Гегель прямо указывает на этимологию этого слова от «war» (был): глагола sein (быть) в прошедшем времени. И хотя некоторые этимологи эту связь отрицают, философ, видимо, все-таки прав. Ведь и в будущем времени у этого немецкого глагола – gewesen – слышно «сущность» (Wesen), т.е. снятое бытие. В том числе снятое в сознании, в истине, бытие. И так оно и есть: ведь в будущем настоящее будет присутствовать, правда, в качестве снятого. В том числе снятого в формах сознания.

В-шестых, этим словом выражается о предмете главное: есть ли сам предмет (каким угодно образом) или его нет. Это принципиальный вопрос любой речи, а тем более – исследования: если предмета обсуждения нет, то нет и обсуждения. И именно по этому простому логическому основанию главный философский труд Гегеля «Наука логики» начинается с категории, выраженной словом «Бытие». Ведь с «ничто» нельзя начать вообще никакого дела, а, следовательно, и логики. Это значение «бытия» не открыл, а только подтвердил в ХХ веке немецкий философ М. Хайдеггер: «Но, что прежде всего «есть», так это бытие» [13, с. 192]. Однако его попытка сделать слово источником бытия представляется неубедительной [14, с. 303]. Ведь бытие можно обозначить не только словом, но и рисунком, символом, наконец, просто указать рукой или обозначить местоимением с указанием «есть».