Коллин Клири - Что такое руна? И другие эссе

Все эти утверждения весьма правдоподобны. Ekstasis действительно позволяет нам увеличить шансы на выживание и репродукцию. «Так что», скажут дарвинисты, «ekstasis — это способность или действие, которое позволяет нам на мгновение отвлечься от биологических потребностей — лишь для того, чтобы мы могли произвести результаты, которые дадут нам биологическое преимущество».

Пока всё понятно. Но всё становится запутаннее, когда мы обращаемся к другим продуктам ekstasis: гегельянской триаде искусства, религии и философии (высшие формы, по Гегелю, в которых человеческий дух стремиться к самопознанию). Пытаясь объяснить такие вопросы в понятиях своей теории, дарвинисты будут вынуждены прибегнуть к абсурднейшим мысленным искажениям.

Например, в своей в целом неплохой книге, Николас Вейд (Nicholas Wade) утверждает, что «религии имеют общественную суть, потому что религиозные ритуалы совершаются группами людей» [140] Wade, 164. . Далее он утверждает, что по этой причине религия должна быть инструментом для укрепления сообществ. Но это очевидно non sequitur [141] Non sequitur (лат.) — вывод, не соответствующий посылкам; нелогичное заключение. .

Большинство людей, приходя в кинотеатр, собираются вместе со своими друзьями. Следует ли из этого, что суть кинематографа в «общинности»? Является ли сидение в темноте с другими людьми причиной похода в кино? (По крайней мере, не для меня: обычно мне хочется, чтобы другие люди ушли). Сделают ли вывод дарвинисты будущего, что люди создали кинотеатры для укрепления сообществ? Если так, то они сделают глупую ошибку.

Когда же мы обращаемся к тому как, по мнению Вейда, религия укрепляет сообщества, всё становится совершенно абсурдным. Он выдвигает теорию, что изобретение языка позволило «нахлебникам» обманывать других и «Религия могла развиваться как средство защиты от нахлебников. Те, кто присягнули в публичном ритуале священной правде, были защищены от лжи знанием, что могут друг другу доверять» [142] Wade, 165. . Вообще, до определённой степени сказанное им является правдой: религиозные обязательства являются способом увеличения доверия (как когда мы клянёмся на Библии в суде). Но из этого не следует, что в этом и состоит смысл религии и это не является первостепенной причиной её появления.

Теория Вейда лишь один из примеров неуклюжего подхода некоторых учёных к объяснению религии и других схожих вопросов. Подобно теории возникновения искусства Льюиса-Уильямса, в этих случаях люди пытаются объяснить чуждый им феномен, чувства и желания которые они попросту никогда не испытывали (или испытали и не смогли распознать). Но самым низким уровнем в дарвинистских объяснениях таких вопросов являются теории «полового отбора». Как нам объяснить философию? Стремление к мудрости ради неё самой — так ведь не может быть! Нет, здесь дело в привлечении половых партнёров. Философия это репродуктивная стратегия разработанная ботанами. Они не могут соревноваться с задирами на игровом поле, поэтому они ослепляют девушек своей диалектикой. Такая гипотеза попросту не заслуживает того, чтобы её воспринимали серьёзно.

Теория естественного отбора это отличный инструмент для объяснения многих явлений в природе и в самих людях. Проблема состоит в том, что дарвинисты делают теорию тотальной. Когда они встречаются с человеческой активностью, которая точно не имеет ничего общего с выживаемостью и репродукцией, а иногда даже ставят под угрозу эти факторы, они отвечают изобретением крайне неправдоподобных историй о том, как эта активность на самом деле вписывается в их теорию. И, часто при отсутствии любых других доказательств, они относятся к своей выдуманной на ровном месте истории как к «доказательству» того, что дарвинизм может всё объяснить. Таким образом, наполненный притянутыми и искажёнными фактами, дарвинизм становится нефальсифицируемой лженаукой: ничто не может опровергнуть его.

Кроме того, неодарвинистам попросту не удалось понять Дарвина. Он никогда не утверждал, что все черты, имеющиеся у человека, должны иметь какую-то связь с репродуктивным успехом или выживанием. Лишь те черты, что несомненно вредны для выживания и репродукции будут отсеяны. Некоторые черты могут быть совершенно нейтральны, не помогая и не мешая биологическим интересам (например, мужские соски). В то время как другие могут носить двойственный характер, как ekstasis: иногда помогающий, иногда мешающий.

Искусство, религия, наука и философия могут напрямую или косвенно делать вклад в нашу способность выживать и размножаться, но совершенно случайным образом, ведь это не является причиной почему этими делами занимаются люди и не является причиной их появления. По сути, все эти занятия могут навредить выживанию. Представьте художника принявшего целибат или гробящего здоровье ради своего искусства. Или учёного, который занимается тем же (Никола Тесла был именно таким человеком). Представьте целомудренного монаха или религиозного фанатика жертвующего собой во имя своей веры или голодающего до смерти (как делают до сих пор некоторые джайны). Представьте философа, который, подобно Сократу, выбирает смерть вместо отказа от любви к мудрости.

Все эти занятия — искусство, религия, философия, наука — основаны на ekstasis, который является способностью отключаться от биологических потребностей, эгоистичных интересов и сиюминутного момента, чтобы увидеть Бытие сущего. Благодаря этому мы можем узнать о новых возможностях для человека, которые не имеют ничего общего с зовом природы.

В данный момент мои читатели могут испытывать некоторые опасения. Сама идея, что мы можем «отвергнуть» природу внутри и вне нас, может вполне оправданно вызвать ужас. Не это ли корень всех мировых проблем, связанных не только с окружающей средой, но и с современным отрицанием биологически обоснованных человеческих различий (то есть, естественного неравенства)? Бесспорно это так.

В христианской доктрине свободы воли есть зерно истины. В отличие от остальных своих созданий, Бог не подчинил человека его природным инстинктам и импульсам. Он позволил ему свободно выбирать — до определённого предела. Человек может быть порабощён этими инстинктами и стать тем, кого индусы называют пашу [143] На санскрите «пашу» означает домашних животных или скот — прим. пер. . Однако если он решает выйти за рамки природных позывов, ситуация может развиваться в двух направлениях: человек может найти истину, красоту и благо или же придёт к полному хаосу. Он может воображать невозможные идеи, которые столь противоестественны, что вредоносны для всего человечества и даже для отчуждённых интеллектуалов. В таких случаях, природа обычно наносит ответный удар или находит обходной путь.