Сьюзен Зонтаг - Болезнь как метафора

На поверхности клетки он обнаруживает рецептор и плотно связывается с ним по принципу «ключ-замок». Связавшись с клеткой, вирус проникает в ее мембрану и в процессе лишает ее защитной оболочки…

Затем захватчик обустраивается на новом месте, точно инопланетянин из научно-фантастического романа, внедрившийся в чужую среду. Собственные клетки тела тоже становятся захватчиками. С помощью фермента, который вирус несет с собой,

он превращает РНК в… ДНК, главную молекулу жизни. Затем молекула проникает в ядро клетки, встраивается в хромосому, завладевает клеточным инструментарием и начинает отдавать приказы, производя новые вирусы СПИДа. В конечном счете, не в силах справиться с чужеродными элементами, клетка разбухает и умирает. От нее отпочковываются новые вирусы, которые атакуют другие клетки…

Вирус атакует другие клетки, как гласит метафора, и «тело поражает масса оппортунистических заболеваний, которым обычно здоровая иммунная система ставит барьер». Цельность и сила иммунной системы уже подорваны делением «чужеродных элементов», которое следует за коллапсом иммунологической защиты. «Жертвы СПИДа постепенно ослабевают и умирают, иногда в течение месяцев, но почти всегда через несколько лет после появления первых симптомов». Те, кто не сдался, «пребывают в состоянии осады, обнаруживая предательские симптомы болезни», тогда как миллионы других носят в себе «вирус, который может в любой момент перейти в окончательную атаку на всех фронтах».

Рак заставляет клетки разрастаться, при СПИДе клетки умирают. Хотя эта оригинальная модель СПИДа (зеркальный образ лейкемии) изменилась, болезнь по-прежнему воспринимается как бич общества, что отражается на представлениях о вирусе и о процессах в зараженном организме. «Ученые обнаружили, что вирусы СПИДа прячутся в клетках, и их нельзя обнаружить путем обычного тестирования» – гласил заголовок недавней передовицы в The New York Times, сообщающей о новом открытии медиков. Оказывается, вирус способен годами «скрываться» в макрофагах – подрывая их функции как борцов с болезнями, но не убивая, «даже когда макрофаги почти до пределов заполнены вирусами». При этом не вырабатываются антитела, химические элементы, производимые телом в ответ на «вторжение агентов», чье наличие служит безошибочным признаком синдрома [46]. То, что, как это сейчас считается, вирус не летален для всех клеток, в которые он вселился, только упрочивает репутацию болезни как врага, коварного и непобедимого.

Инфицирование вирусом вызывает такие страхи из-за постоянной боязни распространения заразы, то есть постоянной уязвимости. Даже если у инфицированного не проявляется симптомов заболевания – то есть вирус не активен, либо становится таковым благодаря врачебному вмешательству – коварный враг все равно окопался внутри организма. На самом деле считается, что рано или поздно вирус проснется («запустится») и это только вопрос времени. Как и сифилис, известный поколениям врачей как «великий ряженый», СПИД – это клиническая конструкция, следствие. Его идентичность складывается из отдельных симптомов, полный перечень которых составляет длинный список (ни у кого нет всех ипостасей СПИДа), симптомов, которые «означают», какой именно болезнью страдает пациент. Как клиническая сущность воспринимается не только СПИД, но и его младший брат – СПИД-ассоциированный комплекс (САК). Этот диагноз ставится в том случае, когда у людей проявляются «ранние» симптомы иммунного дефицита: лихорадка, потеря веса, грибковые инфекции и распухшие лимфатические узлы. СПИД имеет свойство прогрессировать, и от него всегда можно ожидать перехода в стадию настоящей болезни. Когда у больного накапливается определенное количество симптомов, болезнь набирает темп и приносит ужасные страдания. Помимо наиболее распространенных «присутствующих» болезней (некоторых весьма необычных, по меньшей мере в фатальной форме, таких как редкий вид рака кожи и редкая форма пневмонии), у больных СПИДом наблюдается блокировка основных функций и мириады обезображивающих и унизительных симптомов, что делает их немощными и беспомощными, неспособными совершать примитивные действия и обеспечивать свои минимальные потребности.

Поскольку СПИД воспринимается, скорее, как медленно развивающаяся болезнь, он ближе к сифилису с присущими ему понятиями о «стадиях», чем к раку. Для рассуждений о СПИДе термин «стадии» необычайно важен. Сифилис в самой тяжелой форме – это «третичный сифилис», сифилис в третьей стадии. То, что именуется СПИДом, как правило, понимается как период из трех стадий. Первая стадия – это инфицирование вирусом иммунодефицита (ВИЧ) и первичные признаки нарушения иммунной системы, – с длинным латентным периодом между попаданием вируса в организм и появлением «сигнальных» симптомов. (СПИД развивается не так медленно, как сифилис – у последнего латентный период между второй и третьей стадиями может тянуться десятилетиями. Однако стоит заметить, что в конце XV века в Европе во время эпидемии сифилиса болезнь протекала стремительно и обладала необъяснимой вирулентностью, совсем не такой как сегодня. Часто смерть наступала уже на второй стадии, иногда в течение месяцев или нескольких лет.) Рак растет медленно: долгое время бытовало мнение, что он не имеет латентной формы. (Убедительный отчет о процессе в терминах «стадий» неизбежно включает в себя понятие нормативной задержки или приостановки процесса, как это подразумевает понятие латентности.) Действительно, рак протекает «поэтапно». Это главное диагностическое средство, означающее классификацию в зависимости от степени тяжести, определения, насколько сильно «продвинулась» болезнь. Это понятие главным образом имеет пространственный смысл: рак продвигается по телу, путешествуя или мигрируя по предсказуемым путям. Рак – это в первую очередь болезнь телесной географии – по контрасту с сифилисом и СПИДом, определение которых зависит от выстраивания временной последовательности стадий.

Сифилис – это недуг, который не обязательно приводит к полупараличу (как в случае Бодлера, Мопассана и Жюля Гонкура). Он может задерживаться на промежуточной стадии и лишь причинять больным неудобства, внутренний дискомфорт (как в случае Флобера). Как заметил сам Флобер, бич – это тоже клише. «Сифилис. Все более или менее заражены им» – гласит запись в «Лексиконе прописных истин», его сокровищнице банальностей середины XIX века. В Европе конца XIX – начала XX века сифилис приобрел позитивный оттенок, поскольку его связали с повышенной («лихорадочной») умственной деятельностью – аналогичную параллель начиная с эпохи романтизма в литературе проводили между легочным туберкулезом и повышенной эмоциональностью. Словно в память обо всех знаменитых писателях и художниках, чья жизнь завершилась сифилитическим дурманом, возникло верование, что умственное повреждение, причиненное сифилисом центральной нервной системе, рождает оригинальные мысли об искусстве. Томас Манн, чье творчество – поистине кладезь мифов об этой болезни, распространенных в начале XX века, ставит знак равенства между понятием сифилиса и музой и делает эту тему центральной в своем романе «Доктор Фаустус». Главный герой, великий композитор, добровольно заражается сифилисом – дьявол ему клятвенно обещает, что инфекция не затронет ничего, кроме центральной нервной системы, – чем обеспечивает себе двадцатичетырехлетний творческий подъем. Э. М. Чоран вспоминает, как в Румынии в конце 1920-х годов сифилис фигурировал в его юношеских мечтах о литературной славе: ему казалось, что если он заболеет, то прежде, чем скатиться в безумие, получит награду – несколько сверхпродуктивных лет. Такой романтизированный взгляд на характерную для сифилиса деградацию центральной нервной системы предшествовал куда более настойчивым фантазиям по поводу психических болезней как источника творчества или одухотворенности. И хотя деменция также часто сопутствует и СПИДу, проявляясь на поздних стадиях болезни, никакая компенсационная мифология не возникла – даже в зачаточной форме. У СПИДа, как и рака, нет зерна романтизма или сентиментализма, возможно, из-за чересчур прямой ассоциации со смертью. В фильме «Спираль» (1978) Кшиштофа Занусси, самом правдивом, из известных мне, рассказе об отчаянии и смерти, болезнь главного героя прямо не называется. Следовательно, это рак. На протяжении нескольких поколений смерть от рака представлялась типичной, при этом воспринимаясь как типичное поражение. Теперь же типичная отповедь жизни и надежде – это СПИД.