Хаймо Хофмайстер - Что значит мыслить философски [Поиск фундамента всего знания и всего сущего]

Конечно, это изменение в понимании сущего, приведшее к номинализму, [174]благодаря различию между сущностью и существованием открывало новые возможности для научной мысли и конкретно-научного отношения к природе. Не меньшее значение имели для философии выводы, сделанные Лейбницем и Кантом. Эти мыслители стремились разными способами преодолеть различие между сущностью и существованием. Их путь, проложенный Декартом, позволял уже по-новому увидеть понятие и сущее, различие между которыми превратилось в различие между сущностью и существованием. То, что дуализм сущности и существования, эссенции и экзистенции в своих номиналистических выводах не мог стать окончательным ответом, было, впрочем, само собой разумеющимся и для экзистенциальной философии, начало которой заложил Кьеркегор. [175]В то время как Кьеркегор направлял свои усилия на то, чтобы понять осуществленность человека не с точки зрения сущности, а как конечность человеческого бытия, Сартр [176]делает следующий шаг, рассматривая экзистенцию как опасную экзистенцию, которая, чтобы экзистировать, должна сначала для самой себя создать свою эссенцию. В рамках дуализма экзистенции и эссенции для него не эссенция как прежде, а экзистенция порождает действительность. Прежде чем обратиться к этим предварительным комментариям философии Нового времени, остановимся еще раз на отношении между понятием и сущим, как оно представлялось в средневековом номинализме.

Если сущее понималось по-новому и уже не называлось явлением идеи или eidos, выражением понятия, а считалось в своем эмпирическом обнаружении реальностью самой по себе, то возникает вопрос, в каком отношении к сущему ныне следует рассматривать «понятие»: понятие высказывает сущее не как нечто определенное. Так, понятие «яблоко» предполагает не только именно это мною сорванное яблоко, когда я говорю, что сорвал яблоко. Понятие «яблоко» полагает все яблоки, т. е. каждое отдельное яблоко как часть множества, но одновременно полагает и все яблоки как единство, единство, лежащее в основе всех отдельных яблок как их сущность. Понятие «яблоко», следовательно, может высказываться как всеохватывающее единство всех единичных яблок, но одновременно и как понятие о каждом единичном яблоке как таковом. В этом смысле понятие «яблоко» означает единство, делающее каждое конкретное яблоко существующим самим по себе, но в то же время и такое единство, которое все конкретные яблоки делает яблоками в собирательном смысле. Если я говорю о множестве, в данном случае о множестве яблок, то отношение между отдельными элементами, конституирующими это множество, и самим множеством обосновано не на отношении противоположности. Множество не определяется непосредственно тем понятием, которое само это множество и его элементы делает чем-то, определяющим его, по сути, как единичное и в то же время как совокупное. Любое множество есть обобщение разных и различающихся элементов, оно есть то множество, которое хотя и не является единством, тем не менее может мыслиться как единство. То есть единство, которое делает множество множеством, просто придуманное, логическое, а не онтологическое единство.

В процессе рецепции греческой философии в средневековом мышлении пришли к спору по вопросу, какое место отводить «понятию», а вместе с ним и языку в познании сущего. Этот спор вошел в историю философии под названием «спор об универсалиях». Предметом его был вопрос, существуют понятия в онтологическом или логическом отношении до вещи, universalia ante rem, или in re, в вещи, или post rem, после вещи. Латинское слово res используется здесь — об этом уже говорилось — вместо греческого on, которое на немецкий язык переводится словом «Seiendes» (сущее). Оставаясь в границах нашего примера, мы видим, насколько по-разному можно сформулировать понятие «яблоко» в его отношении к конкретному яблоку.

Платоновско-аристотелевская точка зрения гласит, что именно то яблоко, которое я мою, чтобы съесть после его очистки от средств опыления, существует благодаря «понятию». Единичный экземпляр представляет всеобщее «яблоко». Понятию здесь отдается преимущество перед отдельным экземпляром. Съедено ведь не понятие, не всеобщее, а конкретное яблоко. Напротив, всеобщее всегда по-новому проявляется в других яблоках. Поскольку я могу сказать, что всеобщее, понятие «яблоко» существует до конкретного яблока, постольку это «до» не полагается во времени. «До» описывает всеобщее как основание осуществления единичного, т. е. универсалии являются ante res. Эта концепция, часто называемая реализмом, настаивала на том, что сущее не может быть дано как единичное сущее, оно — проявление всеобщего. [177]В этом смысле мы можем сказать: всеобщее есть in rebus, в вещах. Правда, предпосылкой этому выступает то, что «в» настолько же мало, как и «до», полагается в пространстве и времени.

Если попытаться эти «в» и «до» понять как слова, то остается только сказать, что universalia существуют post rem. Затем нужно зафиксировать отдельное сущее как реальное, а его понятие — как простое имя, потеп. То есть universalia получаются путем абстракции с помощью логических операций нашего рассудка. В результате реальное оказывается данным, понятия же, в противоположность этому, оказываются речевыми конструкциями, которые не могут притязать на действительность. Эта позиция, названная номинализмом, [178]кое в чем правомерна. То, что существует множество понятий, полученных индуктивно, из опыта, не полежит сомнению. Тем не менее различные способы использования «понятия» нашим языком нельзя смешивать друг с другом. Без сомнения, я могу воспринимать понятие «яблоко» как простое логическое множество. Тогда я говорю о множестве возможных единичных яблок, которое обозначается понятием «яблоко». Ведь этот способ употребления понятия «яблоко» не показывает, насколько эти яблоки стали фактическим яблоком. Понятие как множество может высказываться в виде любого складывания предметов, но, например, в нашем случае, будет непонятно, о каком сорте яблок идет речь — о гренни-смит или о ранете. Подобным же образом я называю яблоки, груши, сливы и красную смородину фруктами, не указывая при этом свойств, которые делают их определенными фруктами. О чем не говорит понятие «фрукты» или понятие «яблоко» в своем простом логическом применении, так это о том, «что есть нечто», то самое, что делает яблоки яблоками, и тем самым единичное яблоко — яблоком, грушу — грушами, а отдельную грушу — грушей. Онтологический вопрос о том, что делает яблоки одним яблоком, отсюда исключен.