Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Хотя интеллектуальная стандартизация, конформизм и принудительная нормализация, организованная в больших масштабах представляют собой типично американские явления, они, тем не менее, совпадают с советским идеалом «государственной мысли», единой для всего коллектива. Было справедливо замечено, что каждый американец —будь то Вильсон, Рузвельт, Брайан или Рокфеллер —подобен евангелисту, которой не может оставить в покое себе подобных, постоянно испытывая необходимость проповедовать и стремясь обратить, очистить, возвысить каждого до уровня морального стандарта Соединенных Штатов, который он без малейших сомнений считает высшим. Это началось со времен отмены рабства во время гражданской войны и закончилось двумя демократическими «крестовыми походами» против Европы, организованных в первом случае Вильсоном, а во втором —Рузвельтом. Но и в малом, о чем бы ни шла речь (будь то сухой закон, пропаганда феминизма, пацифизма или «возвращения к природе», вплоть до евгенической проповеди и так далее), виден все тот же дух, та же воля к стандартизации, грубое вторжение коллективного и общественного в индивидуальную сферу. Нет ничего более лживого, чем утверждение об «открытости» американской души, лишенной предрассудков: не существует ни одного другого народа, обладающего столькими табу. Но американцы даже не замечают этого.

Уже указывалось на то, что одной из причин интереса, питаемого большевистской идеологией к Америке является то, что она поняла, насколько успешно при данном типе цивилизации техницизм способствует идеалу обезличивания. Моральный стандарт соответствует стандарту американской практики. Общедоступный комфорт и перепроизводство в обществе потребления как отличительные черты Америки оплачиваются ценой миллионов людей, низведенных до роли рабочих автоматов, воспитанных в духе доведенной до крайности специализации, сужающей умственные горизонты и притупляющей всякую восприимчивость. Место древнего ремесленника, для которого любое ремесло было искусством, вследствие чего каждое изготовляемое им изделие несло на себе печать своего творца и всегда являлось делом собственных рук, что предполагало личное, непосредственное, качественное знание своего ремесла, занимает орда париев, служащих бездумными придатками механизма, вследствие чего и сами рабочие (за исключением тех, кто занимается починкой машин и знает их секреты)становятся всего лишь одними из таких механизмов, работающих в автоматическом и однообразном режиме. В этом вопросе Сталин и Форд протягивают друг другу руки и круг замыкается: стандартизация, присущая всякому механическому и количественному продукту, требует стандартизации его потребителя, однообразия вкусов, прогрессирующего сведения разнообразия человеческих типов к небольшому числу, что неизбежно приводит и к стандартизации мышления. Все в Америке способствует этой цели: конформизм, выражающийся в терминах «реальности» ( matter-of-fact ) и единомыслия ( likemindedness ), становится паролем на всех уровнях существования. Поэтому, если удается устоять заслонам, возведенным для удержания волны организованной преступности и других диких форм «сверхкомпенсации» (мы уже говорили в этом отношении о битниках), американская душа, всячески облегчаемая от груза раздумий о смысле жизни, катящаяся по накатанным, ясным и надежным рельсам, становится простой и естественной подобно овощу, защищаемая ото всякого столкновения с трансцендентным прочными заслонами «животного идеала» и спортивно-оптимистическим видением мира.

Таким образом, можно сказать, что большинство американцев по большому счету опровергают картезианский принцип « Cogito, ergo sum »: [878]они «не мыслят, но существуют», и более того, представляют собой опасных существ, так как в некоторых случаях их примитивизм значительно превышает примитивизм «советского человека», в которого пытаются превратить славян.

Естественно, общая уравниловка затрагивает и взаимоотношения полов. Советской эмансипации женщины в Америке соответствует феминистская дурость, являющаяся логическим следствием торжества «демократии», сопровождающейся материалистическим и прагматическим вырождением мужчины. Распад американской семьи с уже ставшими привычными бесконечными разводами происходит в том же стремительном темпе, как и в обществе, где вместо мужчин и женщин остались только «товарищи». Женщины, отрекшиеся от самих себя, с верой в свое возвышение за счет исполнения различных мужских функций; женщины, кажущиеся невинными в своем бесстыдстве и всего лишь заурядными в своих самых диких извращениях, в алкоголе пытаются найти разрядку своим подавленным и извращенным природным влечениям. [879]Юноши и девушки, постоянно смешивающиеся в товарищеском и спортивном общении, похоже, более не способны воспринимать полярность и стихийную притягательность противоположного пола. Эти явления отмечены чисто американской печатью, хотя их заразное распространение по всему миру почти не позволяет распознать их истоки. В настоящее время если в этом отношении и существуют какие-то отличия от того, что творится в этой области в коммунистическом мире, то они свидетельствуют о куда худшем положении дел в Америке —по сути торжеству гинекократии: в Америке и других англосаксонских странах любая женщина и девушка считают совершенно естественным то, что за ними признается право на своего рода моральное превосходство и неприкосновенность [880].

На заре большевизма был выдвинут идеал музыки, основанной на шумовых, коллективистских эффектах с целью очищения и этой области от сентиментальных буржуазных представлений. То же самое произошло и в Америке, которая распространила по всему миру такое крайне показательное явление, как джаз . В огромных залах американских городов, где сотни пар как заводные куклы содрогаются в эпилептических конвульсиях под негритянские синкопы, поистине просыпается «стадное чувство», пробуждается к жизни коллективистское, механизированное существо. Вряд ли найдется что-либо более показательное, чем это явление для описания общего склада современного мира на его конечной стадии: поскольку отличительной чертой этой стадии является как раз сосуществование механического, бездушного элемента, суть которого составляет способность к передвижению, и примитивистского, субличностного элемента, который переносит человека в атмосферу, насыщенную темными чувствами («окаменевший лес, против которого вздымается хаос» —Г. Миллер). Кроме того, то, что было задумано и повсеместно воплощалось большевизмом в виде «зрелищных» представлений, направленных на пробуждение пролетарского мира с целью систематического возбуждения масс, в Америке уже давно было реализовано в куда более широких масштабах и в новой, спонтанной форме: безрассудное опьянение спортивными зрелищами, суть которых состоит в плебейском и материалистическом вырождении культа действия; короче говоря, речь идет о всех тех явлениях вторжения коллективного и регрессии в коллективное, которые, как уже было отмечено, давно выплеснулись за пределы американского континента.