Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

Но сегодня таких условий как раз и не существует. Человек, как никогда ранее, потерял всякую возможность контакта с метафизической реальностью и со всем, что стоит перед ним и позади него. Речь не идет об убеждениях, философии или жизненной позиции: все эти вещи не имеют значения. Как мы сказали в начале, в современном человеке присутствует материализм, который из-за векового наследия стал почти что структурой и составляющей его существа. Этот материализм, которого современный человек не осознает, убивает всякую возможность, отклоняет всякое намерение, парализует всякую попытку и осуждает всякое усилие, даже ориентированное на стерильную, искусственную «конструкцию». С другой стороны, эти оковы усиливают следующие факторы: стиль жизни и все условия ежедневной жизни, которых почти никто из наших современников, живущих в современной цивилизации, не может избежать; тип образования, господствующий сегодня; все, что сознательно или бессознательно испытывается как обуславливающее влияние среды и коллективной души; идолы, предрассудки, формы суждений и чувств, ложного знания и ложного действия, укорененные в душе человека. Необходим тотальный катарсис и беспощадное «разоблачение», которое освободит человека последних дней от его отложений, от его «себя», от вещей, которыми он гордится, его трудов, надежд и страхов. Власть «прогресса» настолько сильна, что именно это является условием нового признания трансцендентной точки отсчета, нового проявления абсолютной, традиционной верности ( fides ), нового дарования всему, в первую очередь человеку, нового смысла, и нового поглощения и проявления в новой чистоте всего, что было профанировано и что претерпело упадок. Но если такая работа по внутреннему освобождению сегодня едва может быть осуществлена отдельными людьми, то как можно считать, что она возможна в массовом масштабе? Если она находится за пределами возможностей тех, кто продолжает забавляться фетишами науки, искусства, истории, веры и философии, как она может быть возможной для масс, захваченных дьявольской одержимостью коллектива и увлеченных всемогуществом экономического и технологического призраков, приступами активизма, политическими страстями и всего того, что сходится вместе в дьявольском идеале власти или иллюзорного, пустого процветания?

С другой стороны, во всех отношениях на Западе, кажется, отсутствует высшая идея, способная стать основой если не для осуществления традиционного духа, то хотя бы приближения к нему.

Среди тех, кто осудил кризис современного мира наиболее бескомпромиссным образом, есть и те, кто возлагает надежды на возможности, имеющиеся у католичества. Признавая тот факт, что если Запад когда-нибудь имел порядок, соответствующий Традиции, это происходило благодаря церкви, некоторые посчитали, что возвращение Европы к интегрированному с Традицией католичеству может быть путем, ведущим к возрождению Запада. Но это также является иллюзией.

В первую очередь, нужно ли надеяться на то, что католичество обладает сегодня силой для радикального и универсального преобразования, на которое оно оказалось неспособно даже тогда, когда существовали материальные, моральные и интеллектуальные условия бесконечно более благоприятные? Смогло бы католичество вновь создать тот организм, которому оно позволило исчезнуть века назад —организм, который сегодня уже обладает собственными жизнью и духом и которое профаническая наука и светская культура профанировали в каждой клетке и который, хотя формально исповедует христианскую веру, более не представляет собой ничего сущностного или решающего в реальной жизни как отдельных людей, так и целых наций?

Речь здесь не идет об адаптациях и компромиссах. «Игра» компромиссов и адаптации продолжалась слишком долго, и она никоим образом не предотвратила упадка Запада. Или религия становится всеобщей, абсолютной и вновь воплощает живую и действенную силу трансценденции, или она является ничем. Также речь не идет о возможных маргинальных интеграциях в личности одного или другого отдельного католика. Только в ортодоксальном блоке, одушевленным совершенно иным духом, католичество, несмотря на свою сомнительную природу, могло бы теоретически предоставить точку отсчета для многих рассеянных и разделенных сил. Но как могло бы католичество сегодня превзойти сектантскую и по сути антитрадиционную исключительность, свойственную его доктрине, и подняться на высшую, метафизическую и эзотерическую точку зрения, способную освободить его от ограничений? Разве не очевидно, что католичество сегодня пытается, напротив, всячески примириться с современной мыслью и что аскетическим и созерцательным элементом в нем все более пренебрегают в пользу морального и общественного элемента? Разве не очевидно, что в политической области церковь уже давно живет день за днем, имея дело то с одной, то с другой системой, избегая посвящения себя любому бескомпромиссному направлению, будучи зацикленной на стремлении «идти в ногу со временем» и лавировать, даже вступая в диалог с марксизмом?

Говоря о духе, нужно отметить следующее: не может обладать универсальным и оживляющим характером традиция, тождественная только системе веры, семинарской теологии и символами обрядам, глубинный смысл которых ускользает от понимания. Также существует вопрос, до какой степени католическое духовенство все еще сохраняет некоторые черты организма, действенно наделенного силой «свыше». Что касается материи, то в контексте европейского христианства было бы необходимо в первую очередь устранить протестантскую и православную ереси, что само по себе является утопической предпосылкой для возвращения к начальной точке, а итоговую защитную солидарность христианских церквей против натиска воинствующих антирелигиозных сил (исключая неизбежные унионистские расколы) нельзя принимать за новое утверждение универсальной идеи.

Также не стоит пренебрегать вопросом власти, учитывая общие условия последней эпохи: необходим союз властей (экономической, военной и промышленной), способных подняться до уровня борющихся за мировое господство сил Запада и Востока и создать плотину и предохранительный щит.

Более того, идея, согласно которой Запад обязан католичеству всем традиционным, не может быть принята без особых оговорок. Не стоит забывать о составном характере католичества. Мы уже отмечали, что где бы такой характер ни проявлялся в качестве силы, ответственной за порядок и иерархию, таким образом поддерживая европейцев, он утверждался главным образом благодаря влияниям римско-германского мира. И наоборот, где бы ни утверждался специфически христианский элемент, католичество обладало на Западе антитрадиционным, а не традиционным характером. Лунный жреческий дух, его особый дуализм, разнообразные концепции иудейского происхождения, ставшие составной частью христианского духа —все эти вещи в католичестве представляли собой препятствие, не давшее возможности ему придать организму Европы духовность, соответствующую и свойственную тому, что мы назвали Светом Севера. Более того, когда вполне реальным силам был прегражден путь, ведущий наверх, католичество заставило их вылиться в материальную область и реализовать наиболее типичные черты западной души исключительно в ней одной. Хорошо известно, что, начиная с Возрождения, новое утверждение человека и жизни происходило именно в качестве реакции на католичество. Оно представляло собой очевидное отклонение, и, тем не менее, оно было во многом вызвано ситуацией, которую мы только что описали.