Вадим Васильев - Сознание и вещи. Очерк феноменалистической онтологии.

В случае неточных совпадений мы должны обращать внимание на другие факторы, которые могут иметь решающее значение. И одним из факторов такого рода может быть еще один принцип, связанный с принципом соответствия: фактор простоты. Принцип соответствия указывает нам на необходимость избавления от излишних усложнений при рассмотрении вещей: повторение прежних событий не будет сопровождаться новыми вариациями. Иными словами, он запрещает нам без необходимости умножать сущности. Связь принципа простоты с принципом соответствия, ориентированным на предсказание развития событий, позволяет истолковать его так, что он требует от нас такого количества допущений, которые минимально необходимы для предсказания: чем меньше элементов, тем в общем проще система.

Посмотрев в этом свете на проблему других сознаний, мы увидим, что допущение бесчисленного множества каузально бесплодных ментальных состояний у других людей и живых существ иного рода является прямым нарушением принципа простоты: допуская у них ментальное, т. е. утверждая, что им действительно присущи ментальные состояния, мы безо всякой необходимости умножаем сущности, населяя мир чем-то бесполезным и поэтому никак реально не содействующим предсказанию хода событий. Я не могу отрицать наличие бесполезного довеска ментального у самого себя, но пусть лучше я останусь какой-то аномалией, чем аномальным будет весь мир.

Чтобы лучше прочувствовать ситуацию, приведем аналог только что описанного случая. Я знаю, что компьютеры (будем говорить о настольных компьютерах) собирают информацию о своем собственном состоянии и сообщают о каких-то неполадках пользователям. Представим теперь, что я приобрел компьютер — в чем-то внешне похожий на остальные, но в чем-то и отличающийся от других. Подобное можно сказать об очень многих компьютерах. Работа этого моего компьютера не отличается от работы других машин. Заглянув внутрь системного блока, я случайно замечаю в укромном месте (к примеру, в блоке питания) удивительное устройство — проектор, отбрасывающий на невидимый никому экранчик данные о состоянии компьютера, получаемые от беспроводного передатчика на материнской плате. Я с полной уверенностью могу утверждать, что это устройство не оказывает никакого влияния на работу компьютера, что оно бесполезно растрачивает энергию. В других компьютерах я не замечал таких устройств, но я, конечно, не могу исключить, что в них имеется нечто подобное. Я не могу этого исключить, но смогу ли я поверить, что во всех них имеются подобные устройства, причем не только в них, но и в более простых калькуляторах и т. п.?

Отрицательный ответ очевиден. Видя полную бесполезность этого устройства, я буду склоняться к тому, что оно отсутствует в других компьютерах, за исключением абсолютно одинаковых с моим. И даже если моя убежденность не будет полной, в такой ситуации я совершенно точно не буду непоколебимо верить, что оно имеется во всех настольных компьютерах.

Аналогия этой ситуации с ситуацией других сознаний очевидна. Я не замечаю сознания у других людей, о его наличии не свидетельствуют и их фразы о нем, так как они вызваны физическими причинами (при условии истинности эпифеноменализма), а не фактом существования сознания [45] Cp.: Elitzur A. Consciousness makes a difference: Reluctant dualist’s confession // BatthyanyA., Elitzur A. (eds.) Irreducibly Conscious: Selected Papers on Consciousness. Heidelberg, 2009. P. 43-72. . Мое сознание, внутренний мир — бесполезный ментальный дубликат информации о процессах, протекающих вне и внутри моего организма. При таких условиях я просто не могу непоколебимо верить в существование других сознаний.

Наличие у меня ментального, конечно, связано с какой-то причиной. Но она неизвестна мне. Если ментальное — продукт мозга, то, возможно, мой мозг обладает каким-то особым свойством, порождающим его. Конечно, оно может встречаться и у других людей, и, если бы я знал, что это за свойство, я мог бы с уверенностью говорить, кто наделен ментальным, а кто — нет. Но раз это свойство неизвестно мне, я, следуя соображениям простоты, буду воздерживаться от приписывания другим ментальных состояний, по крайней мере до того момента, когда я обнаружу, что это за свойство. Впрочем, никто не запрещает мне и дальше использовать по отношению к другим ментальный язык убеждений и желаний — так же как мы используем его, к примеру, по отношению к приставкам, играющим с нами в футбол. Но мы используем его по отношению к приставкам без каких-либо онтологических обязательств. Я могу сказать, что футбольный симулятор хочет провести атаку на том или ином фланге, но при этом я убежден, что у него нет настоящих желаний. Так же я могу говорить и о людях. Будучи эпифеноменалистом, я могу говорить, что они хотят сделать то-то, но я не могу верить, что они обладают действительными аналогами моих приватных убеждений и желаний.

Одним словом, эпифеноменализм несовместим с моей верой в реальное существование других сознаний, в то, что люди действительно наделены ментальными состояниями, что они желают, фантазируют и любят. И поскольку эта вера не подлежит устранению, что говорит о ее глубинной природе, позволяющей трактовать ее как одну из онтологических установок, то это означает, что мы изначально верим в действенность сознания.

Обратим внимание, что демонстрация связи веры в реальность других сознаний с верой в каузальную действенность сознания является еще одним примером феноменологических дедукций, дедукций, которые не раз проводились нами в предыдущем разделе книги. Мы рассуждаем здесь не о бытии самом по себе, а о соотношении наших убеждений. Если говорить о самом бытии, то из существования других сознаний невозможно заключить к их казуальной действенности. В конце концов, мир мог бы быть таким, что в нем не было бы особой простоты и допускались бы бесполезные сущности. Но если мы говорим о наших убеждениях, то вывод от одного к другому проходит. Если бы я не верил в каузальную действенность сознаний, я был бы убежден в их бесполезности, а вера в бесполезность противоречит моей вере в простоту, из чего следует, что я не верил бы в существование других сознаний с очень высокой степенью убежденности, а считал бы их существование чем-то достаточно маловероятным. А если я верю в их существование с высокой степенью убежденности, то я верю в их каузальные возможности.

Но ведь эпифеноменализм был следствием нашего убеждения в том, что каждое событие имеет непосредственно данную в опыте причину. И это убеждение столь же непоколебимо, как и мое убеждение в реальности других сознаний. Разница между ними лишь в том, что мы так пока и не выяснили во всех деталях механизмы генерации этого убеждения, «менталистской веры».