Вадим Васильев - Сознание и вещи. Очерк феноменалистической онтологии.

Корреляцию ментальных состояний и поведения признают даже эпифеноменалисты — так что эта посылка тоже не нуждается в особой защите. Впрочем, эпифеноменалисты считают, что эта корреляция не может быть приравнена к каузальному влиянию. Но сейчас мы увидим, что это совсем не так.

В самом деле, совмещение трех наших посылок показывает каузальную значимость моих ментальных состояний. Если я реально мог бы прийти к своему нынешнему физическому состоянию другим путем (первая посылка) и если, как следует из второй посылки, я обладал бы тогда иными воспоминаниями (события, благодаря которым мой организм приходит в то или иное состояние, — это события, происходящие с ним и в его окружении и отражаемые в моих воспоминаниях), то, учитывая, что мои воспоминания фундируют мои убеждения и желания и что мои убеждения и желания скоррелированы с моим поведением (третья посылка), в такой ситуации я, скорее всего, вел бы себя иначе, чем веду себя сейчас, несмотря на то что с физической стороны я был бы идентичной копией своего нынешнего физического Я.

Заметим, что я мог бы вести себя и так же, но это маловероятно и не влияет на общий вывод. В каких-то мыслимых сценариях я вел бы себя так же, но в большинстве подобных сценариев я вел бы себя по-другому. Чем же можно было бы объяснить различия в моем поведении?

Моя физическая составляющая ничем не отличалась бы от той, что имеется в наличии. Значит, различия в поведении можно было бы объяснить только различием ментальных состояний. Это означает, что они реально влияли бы на мое поведение. Соответственно, если и в данной ситуации я веду себя так, а не иначе, то особенности моего нынешнего поведения тоже должны объясняться наличием у меня именно таких, а не других ментальных состояний. А из этого следует, что мои приватные ментальные состояния влияют на мое поведение.

Таков аргумент, а теперь подумаем о возможных возражениях на него. Можно попробовать атаковать его посылки, можно утверждать, что, несмотря на истинность посылок, вывод не проходит. Наконец, можно попробовать сказать, что, хотя посылки по отдельности истинны и вывод формально верен, все же по каким-то причинам они не могут одновременно выполняться.

Критика посылок в том виде, в каком они сформулированы, кажется почти безнадежным делом. Если бы посылки были представлены в более сильной форме, они, конечно, были бы просто неверными. К примеру, если бы вторая посылка говорила, что память всегда отображает наше прошлое, или третья — что различие ментальных состояний всегда связано с поведенческими различиями, то их нельзя было бы принять. Но они выражены более мягко, и именно в таком виде они достаточны для окончательного вывода.

Впрочем, достаточны ли? Мы могли бы попробовать сыграть именно на том, что эти посылки допускают исключения. Память может формировать неточный образ прошлого, и корреляция ментальных состояний с поведением не является полной. К тому же, быть может, все же не все события могут вызываться разными причинами, и если так, то я, возможно, не мог бы прийти к моему нынешнему состоянию другим путем, отличным от актуального.

И даже если бы я реально мог прийти к этому состоянию иначе, память, возможно, обманула бы меня и нарисовала именно тот путь, который она рисует сейчас. Или, если представить, что у меня есть идентичные в физическом смысле двойники, пришедшие к своему нынешнему, идентичному с моим физическому состоянию иными путями, то, быть может, несмотря на различия наших воспоминаний в прошлом, при сближении, а затем и совпадении (качественном, не нумерическом) наших физических состояний происходит исчезновение тех воспоминаний, которые отображали различные стороны наших различных путей, и после такой «частичной амнезии» мы, как предположил Д. Чалмерс [50] Частная переписка. , остаемся с одинаковыми образами прошлого?

Все эти ситуации, конечно, возможны, но априори они маловероятны, и их допущение не может ослабить выдвинутый аргумент и общий вывод о влиянии приватных ментальных состояний на поведение. Даже если бы описанные события и могли случаться, как правило, случалось бы иное, и мы должны были бы признать каузальную действенность ментальных состояний.

Единственный шанс опровергнуть данный аргумент, как представляется, состоит в том, чтобы показать, что, хотя исключения, о которых идет речь, априори и маловероятны, фактически они необходимы в силу того, что посылки этого аргумента не являются логически независимыми, и дело обстоит так, что истинность одной из них с необходимостью приводит к тому, что в другой посылке будут реализованы именно те самые случаи исключения.

В самом деле, посмотрим еще раз на наши посылки. Первая утверждает, что я мог бы оказаться в том же физическом состоянии другими путями, отличными от того, который имел место в действительности. Вторая утверждает, что мои субъективные воспоминания, ментальные образы памяти, онтологически отличные по своей природе от физических объектов, отражают пройденный мной путь. При такой формулировке они действительно независимы. Но что если мои воспоминания на самом деле не являются только ментальными? Что если они онтологически тождественны физическим процессам в мозге? Если это так, то физическая одинаковость будет автоматически означать идентичность воспоминаний, и аргумент утратит свою силу. Тезис о том, что память отражает прошлое, сохранит свою истинность, но с добавлением, что она делает это лишь тогда, когда изначальные физические следы в мозге, полученные от воздействий объектов на органы чувств, не претерпевают в дальнейшем больших изменений. В общем случае это добавление не обязательно, так как мы допускаем возможность перекодировки наших воспоминаний: она, вероятно, происходит при переводе воспоминаний из кратковременной в долговременную память; об этой возможности говорит и общепринятая модель множественной реализации ментальных состояний (предполагающая, что одно и то же ментальное состояние может быть реализовано на разных материальных, и в частности биологических, носителях). Но оно необходимо в рассматриваемом случае. И в самом деле, при качественном сближении двух изначально различных материальных систем хотя бы одна из них должна меняться так, что подобные следы будут трансформироваться: иначе неясно, как разные системы могут стать одинаковыми.

Это возражение, возвращающее нас к теории тождества ментального и физического, может показаться довольно сильным. Если мы исходим из тождества ментального и физического, то наш аргумент не работает. И можно предположить, что для создания видимости работоспособности мы должны исходить в нем из чего-то такого, что, собственно, и надо доказать. Но тогда он заключает в себе некий логический круг и вообще не имеет никакой силы.