Василий Налимов - Канатоходец

Он почему-то не раз обращал мое внимание на то, что и истоки моей жизни уходят в Финляндию.

Уже в студенческие годы Василий Петрович приобрел известность, достаточную для того, чтобы регулярно сотрудничать в таком солидном издании, как «Новый энциклопедический словарь» [21] В 1904 г. было закончено издание знаменитого 82-томного словаря Брокгауза и Ефрона и началось издание Нового энциклопедического словаря акционерным обществом «Издательское дело» (бывшее Брокгауз — Ефрон). Начиная с 4-го тома в списке авторов словаря неизменно значился Василий Петрович. Он готовил материалы по географии Северо-Востока России. Здесь я не могу удержаться от того, чтобы не привести фрагмент высказывания из предисловия, опубликованного от имени Издателей в первом томе Нового словаря: Обновляющаяся Россия готовится вступить на новый путь созидательного научного и промышленного труда и коренных социальных реформ. Перед подрастающими поколениями встают великие задачи, их ждет необъятная работа над воплощением неиссякаемых богатств родной страны в реальные, доступные широким народным массам, ценности. Сколь наивным оказался этот жизнерадостный прогноз! И куда девались эти «неиссякаемые богатства»? , где он работал до окончания Университета. В эти же годы для энциклопедического словаря «Гранат» им были написаны статьи «Зыряне» (т. 21) и «Калевала» (т. 23). В 1912 г. вышел второй том книги Великая Россия: географические, этнографические и культурно» бытовые очерки современной России,в нее входят следующие статьи Василия Петровича: «Пермяки» (с. 172–192); «Башкиры» (с. 197–217); «Тептяри» (с. 218–219); «Мещеряки» (с. 193–196).

В 1907 году Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии присуждает Василию Петровичу большую серебряную медаль [22] Несмотря на все обыски, медаль сохранилась. :

…во внимание к его ценным работам по антропологии и этнографии зырян и в благодарность за доставленные Обществу лично собранные научные материалы о зырянах.

В 1910 году то же Общество присуждает Василию Петровичу премию имени Великого князя Сергея Александровича [23] Премия «в память Международных Конгрессов по антропологии и доисторической археологии и зоологического, собиравшихся в Москве в 1892 году». за рукописный труд под заглавием Материалы по этнографии зырян и пермяков.

Это Труд в 1234 страницы [24] Труд, по-видимому, был передан Финно-Угорскому обществу, стипендиатом которого был Василий Петрович. , печатный отзыв на который был дан А.Н. Максимовым в Этнографическом обозрении, 1910, т. LXXXVI–LXXXVII, № З-Ч с. 263–268. Судя по отзыву, Труд неоднороден — в нем содержатся как совсем сырые материалы, так и материалы обработанные, частично опубликованные и доложенные на заседаниях Общества. Охватывает Труд, согласно рецензии, следующие темы: терминологию родственных отношений; духовную жизнь, верования, суеверия [25] Позднее эта тема нашла подробное освещение в книге: А. С. Сидоров. Знахарство, колдовство и порча у народа Коми. Л.: изд. Центросовнацмена Наркомпроса РСФСР, 1928, 185 с. Но в этой книге при описании языческого мира нет того облагораживающего мировоззренческого аспекта, который характеризует публикации Василия Петровича. ; магию активную (наступательную и оборонительную), пассивную (приметы и толкования снов), симпатическую (основанную на таинственной связи между целым организмом и его частями, хотя бы и совершенно отделенными от него); греховное и заразное начала (играющие большую роль в естественной философии зырян); сведения о народной медицине; обычное право (правовые нормы, регулирующие охоту и рыбную ловлю; задачи артелей, выступающих в роли кооперативов и страховых объединений против неудачного промысла); лингвистические данные и географические названия.

Автор Отзыва следующим образом характеризует Василия Петровича:

Что касается внутренней ценности всех представленных на соискание премии материалов, то В.П. Налимов, как природный зырянин, с детства росший среди зырян, свободно владеющий зырянским языком и до сих пор сохранивший много личных связей с зырянами, находился в особо благоприятных условиях. Он имел возможность проникать в такие интимные стороны народной жизни и верований, куда доступ постороннему наблюдателю очень труден. Даже там, где даются отрывочные указания, эти указания иногда проливают новый свет на известные уже раньше факты и отношения. Записи его отличаются значительной степенью точности. Он старается передать в неизменном, по возможности, виде отзывы и суждения самих зырян по различным вопросам. Материалы представлены на русском языке, но в них почти всегда отмечено, каков зырянский термин для того или иного понятия, о котором идет речь, таких отметок очень много, и для большинства подобных терминов дается и комментарий относительно первоначального значения и образования соответствующих слов.

Сказанное выше мне хочется дополнить и своими наблюдениями. Мальчиком я много наблюдал отца за работой. Овдовев в начале 20-х годов, он выезжал в экспедиции со всеми детьми, со всем домашним скарбом. Останавливались чаще всего в какой-нибудь пустующей летом сельской школе. И тут как-то само собой отец преображался. Вся интеллигентность куда-то пропадала. Менялось выражение лица, прическа, как-то иначе повисали брюки, превращаясь в штаны. По селу шел такой блаженный мужичок, с местным говором. Вот он садится недалеко от плотника, следит за его работой, что-то говорит — так, ни к кому не обращаясь. Замолкает. Опять что-то говорит. Ни о чем не расспрашивает, но плотник вдруг бросает топор и вступает в беседу, долгую, непринужденную. Отец ничего не записывает вплоть до возвращения в Москву. Здесь, в деревне, он просто живет другой, естественной для него жизнью, из которой он вышел, когда пошел учиться.

Василий Петрович умел удивительно, завораживающе рассказывать. Он любил сказки. Они особенно пригодились ему в дни тюремной жизни, в длинные вечера среди сокамерников. Эти сказки остались незаписанными: здесь сохранялась (может быть, и неосознанно) традиция сакрального эзотеризма — всегда существовало знание, передаваемое только изустно-доверительно.

Но вернемся к рецензии. В ней мы читаем и такое высказывание:

Быть может, при систематизации и обработке всего собранного В.П. Налимовым материала выяснится, что в настоящее время мы имеем дело лишь с осколками прежних верований, уже утратившими внутреннюю связь и сохранившимися лишь постольку, поскольку зыряне пользуются ими для утилитарных целей.

И в какой-то степени это, наверное, действительно было так. Несмотря на языковой барьер, происходило все же изживание прошлого миропонимания под воздействием русской культуры [26] Шел процесс христианизации. Зыряне и пермяки были крещены Стефаном Пермским еще в XIV веке. Были построены церкви, совершалось богослужение. Но воздействие христианства шло все же только по церковным каналам. Это обстоятельство интересно в плане чисто психологическом — оказывается, что миропонимание может меняться под влиянием внеязыкового воздействия (подавляющее большинство зырян плохо понимало русский язык и тем более церковнославянский, а женская часть населения чаще всего его совсем не знала — это я сам имел возможность наблюдать в начале 20-х годов во время краткого пребывания в Вильгорте). . Василий Петрович пытался в какой-то степени реконструировать утраченную внутреннюю связь верований. В беседах со мной он любил подчеркивать близость зырянского народного сознания к природе, неотлученность от нее, существование в ней. Это находит свое выражение прежде всего в том, что величайшим грехом считалось загрязнение природы, особенно загрязнение воды — лесных ручьев и рек. Целительство связывалось с силами природы. Согласно поверьям, зырянский охотник, проведший осенью два месяца в лесном уединении (охотясь за белками), обретал особую жизненную силу. Вернувшись в деревню, он должен был передать эту силу больной женщине, уединившись с нею в бане. Примечательно отношение к женщине у пермяков, которые вместе с зырянами составляют один народ — коми [27] Из статьи В. И. Налимова «Пермяки» (с. 172–192) в книге Великая Россия (под общим руководством профессора Д. Н. Анучина), том II, Поволжье и Приуралье. М.: Книгоиздательство «Дело». 1912, 262 с. :