Томас Каткарт - Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

После этого Кант провел разделение между суждениями a priori и a posteriori. Утверждения a priori — те, которые мы можем сделать лишь путем размышлений, не опираясь на чувственный опыт. Так, уже процитированная фраза «все утконосы — млекопитающие» — это суждение a priori. Чтобы убедиться в его истинности, нам не придется наблюдать за утконосами во всем их многообразии, — достаточно будет заглянуть в словарь. Суждения a posteriori, напротив, базируются на данных, которые мы получаем с помощью органов чувств. Утверждение «некоторые утконосы косоглазы» может быть сделано лишь по результатам наблюдений за множеством утконосов — наших собственных либо другого человека, которому мы поверим на слово.

Итак, мы рассмотрели примеры аналитических суждений a priori («все утконосы — млекопитающие») и синтетических рассуждений a posteriori («некоторые утконосы косоглазы»). А существует ли третий тип — синтетические суждения a priori, задается вопросом Кант? Такие утверждения давали бы нам новые знания об окружающем мире, но при этом к ним можно было бы прийти лишь посредством размышлений. По мнению эмпириков, синтетических суждений a priori не существует, поскольку единственным источником знаний об окружающем мире являются наши органы чувств. «Эге-гей, возьмитесь за ум! — отвечает на это Кант. — Как насчет утверждения «у каждого события есть причина»? Это синтетическое утверждение: оно дает нам новую информацию о мире, лежащую за пределами определения понятий «событие» и «причина». Однако в то же время это суждение a priori, выработанное посредством разума, помимо чувств. Почему же так получается? Потому, отвечает Кант, что «нам придется поверить в его истинность, если мы хотим получать хоть сколько-нибудь вразумительные впечатления от реальности. Если мы не признаем, что любая ситуация наступает в результате цепочки предшествующих событий, мы вообще не сможем ни в чем разобраться. Это как жить в фильме «Малхолланд Драйв», где все события происходят в случайном порядке. Нам больше не придется рассуждать об окружающем мире и судить о происходящем вокруг нас, поскольку мы не сможем быть уверены в том, что мир не изменится кардинально в следующую же минуту.

Соль многих анекдотов кроется в путанице между аналитическими суждениями a priori и синтетическими рассуждениями a posteriori:

Есть один верный способ сделаться долгожителем: для этого следует съедать по одной мясной тефтеле каждый день в течение ста лет.

Суть анекдота в том, что он предлагает аналитическое решение a priori для ситуации, требующей синтетического решения a posteriori. Решение вопроса о надежном способе дожить до мафусаиловых лет требует некоторых знаний о мире. «Какие действия, как доказано практикой, ведут к долгой жизни?» Думаем, здесь подойдут ответы вроде «Бросайте курить» или «Принимайте каждый день перед сном по 400 миллиграммов коэнзима Q10». Однако анекдот предлагает нам аналитический ответ, к которому зачем-то приплели тефтели — не иначе, чтобы нас запутать. «Чтобы прожить подольше, следует дожить до ста лет, поскольку сто лет, как считается, — очень солидный возраст. При этом можете есть тефтели. Это вам в любом случае не повредит». (Быть может, трансжиры, содержащиеся в тефтелях, и нанесут вред вашему организму, однако если вы доживете до ста лет, этот вред можно считать пренебрежимо малым).

Вот еще один анекдот:

Джо: Замечательный певец, правда?

Блоу: Ха! Будь у меня такой голос, и я пел бы не хуже.

Здесь та же история. Называя кого-то «замечательным певцом», мы подразумеваем, что у него прекрасный голос, — которым упомянутый в анекдоте исполнитель, безусловно, обладает. Так что заявление Блоу: «Будь у меня такой голос, и я пел бы не хуже», — ничего не добавляет к нашим знаниям о вокальных способностях самого Блоу. На самом деле он сказал что-то вроде: «Если бы я был замечательным певцом, я был бы замечательным певцом». И это утверждение, вне всяких сомнений, по определению верно.

А вот более сложный пример того, что случается, когда путают синтетические суждения с аналитическими:

Примеряя сшитый на заказ костюм, клиент говорит портному:

— Этот рукав надо укоротить! Он на два дюйма длиннее, чем следует!

— Не надо! — отвечает портной. — Лучше согните локоть, вот так! Теперь рукав нормальной длины.

— Хорошо, но посмотрите на воротник! — восклицает клиент. — Когда я сгибаю руку в локте, он почти наползает мне на макушку!

— Разве? — удивляется портной. — Тогда поднимите голову повыше и откиньте ее назад. Вот, отлично!

— Но теперь левое плечо на три сантиметра ниже правого! — негодует клиент.

— Ну, это не беда! — успокаивает портной. — Просто чуть-чуть отклоните туловище влево — и все в порядке!

Мужчина выходит из ателье в новом костюме — его правый локоть вывернут и неестественно торчит, шея вытянута, голова откинута назад, туловище клонится влево. Он идет дергающейся, неверной походкой. Его замечают двое случайных прохожих.

— Посмотри на этого несчастного калеку! — восклицает первый. — Ну разве можно ему не посочувствовать?

— Но его портной — настоящий гений! — откликается второй. — Костюм на нем сидит, как влитой!

Мы имеем синтетическое суждение против аналитического, не так ли? (Оставим в стороне вопрос о ткани). Прохожий думает: «Портному удалось прекрасно подогнать костюм для этого несчастного». Это синтетическое суждение, цель которого — донести информацию, основанную на наблюдении, о портном и его искусности в изготовлении костюма. Но для портного утверждение «Я сшил отличный костюм» является чистой воды аналитическим суждением. Для него это все равно, что сказать: «Костюм, который я сшил, — это костюм, который я сшил»: ведь с его подходом любая одежда будет сидеть отлично, поскольку портной просто-напросто подгоняет клиента под костюм.

Кант отдавал предпочтение чистому разуму, и поэтому не видел для себя особой необходимости в чувственных впечатлениях о мире. Неудивительно, что он никогда не покидал родного Кенигсберга, где жил одиноко, следуя неизменному распорядку. Одной из его постоянных привычек была ежедневная послеобеденная прогулка. Кант неизменно прогуливался по одной и той же улице Кенигсберга (позднее она получила название Philosophengang, или «Прогулка философа»). Говорят, жители города часто сверяли часы, лишь взглянув, в каком именно месте улицы он находится в данный момент.

Другой факт гораздо менее известен (возможно, из-за сомнений в его достоверности). Рассказывают, что сторож Кенигсбергского кафедрального собора также сверял время башенных часов, наблюдая за Кантом, совершающим ежедневный променад. Сам же Кант, в свою очередь, проверял время по часам на колокольне собора.