Томас Каткарт - Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки

Другая проблема, связанная с божественным законом, кроется в интерпретациях. Как именно следует почитать своих отца и мать? Каждый год посылать открытку на День матери? Или выйти замуж за сынка дантиста — зануду, к чему тебя склоняют твои почтенные родители? Этот вопрос отнюдь не пустое схоластическое теоретизирование, если сын дантиста ростом тебе по грудь и весит при этом больше центнера.

Главная особенность божественных законов заключается в том, что последнее слово все равно остается за Господом.

Моисей спускается с горы Синай, держа в руках скрижали.

— У меня две новости: одна хорошая, другая — плохая, — обращается он к ожидающей толпе.

— Хорошая: сторговались на десяти. Плохая: прелюбодеяние вошло.

Молодой и здоровый святой Августин явно пытался поторговаться на ту же тему, когда воскликнул: «Господи! Даруй мне целомудрие! Но не сейчас!» Таким образом он явно пытался мудрить с мудростью Талмуда: «Ну, ты же не указал, когда именно не следует предаваться прелюбодеянию!» Звучит как анекдот.

В своем главном труде «Государство» Платон писал: «Государство — это разросшаяся душа». Поэтому, чтобы обсудить индивидуальные добродетели, он написал диалог, рассказывающий об идеальном государстве. Правителями этого государства он назначил философов — быть может, потому, что сам был весьма популярен среди философов. Правители управляют государством подобно тому, как разум управляет человеческой душой. Главная ценность правителей-философов, как и разума, — мудрость, которую Платон определяет как способность понимать идею добра. Однако то, что для одного — добро, для другого — лишь ханжеское лицемерие.

На собрании преподавателей одного из факультетов колледжа внезапно появляется ангел и обращается к руководителю кафедры философии:

— Я готов одарить вас одним из трех сокровищ по вашему выбору — Мудростью, Красотой или десятью миллионами долларов.

Профессор тут же выбирает Мудрость.

Вспыхивает яркий свет, и профессор как будто преображается. Однако он продолжает все так же сидеть на своем месте и, не мигая, смотрит на свой стол.

— Скажите нам что-нибудь, — шепотом просит один из его коллег.

— Надо было брать деньги, — отвечает профессор.

Центральной проблемой этики стоиков в IV веке до н. э. был вопрос о том, как относиться к господству идеи фатализма, характерной для жизни и быта тоталитарных империй. Поскольку у них не было возможности сколь-нибудь ощутимо повлиять на социум, они решили изменить собственное отношение к жизни. Единственной проблемой для них остался контроль над собой. Стоики выработали стратегию эмоционального отстранения от жизни. Свое отношение они называли «апатия»; оно было для них добродетелью, хотя и превращало их в предмет для насмешек у посетителей местной таверны. Стоики стремились отринуть радости жизни (секс, наркотики и всяческий дионисийский хип-хоп), дабы избежать приносимых ими несчастий (болезней, передающихся половым путем, похмелья, плохих стихов). В своих действиях они руководствовались исключительно разумом, отвергая страсти, и считали себя единственными счастливыми людьми — хотя вернее было бы сказать, что они просто не были несчастными.

В следующем анекдоте мистер Купер демонстрирует некое современный аналог стоицизма.

Семья Куперов отправилась к дантисту. Мистер Купер сразу дал понять, что он очень спешит:

— Доктор, давайте обойдемся без новомодных штучек, — приказал он. — Никакого усыпляющего газа, никаких уколов — просто выдерните зуб, и покончим с этим.

— Жаль, что не все мои пациенты обладают подобной стойкостью, — улыбнулся врач. — Какой именно зуб?

Мистер Купер обернулся к жене:

— Открой рот, дорогая!

Генри Честертон написал однажды: «Слово “хороший” имеет множество значений. К примеру, если человек застрелит свою мать с расстояния в 500 ярдов, я могу назвать его хорошим стрелком, но совсем не обязательно — хорошим человеком». Оговорка «совсем не обязательно» показывает, что Честертон обладал истинно философским складом ума.

Мы все знаем слова известного гуманиста XX века Владимира Ленина: «Цель оправдывает средства». По иронии судьбы, эта идея не так уж отличается от мыслей одного из любимейших философов набожных республиканцев, Джона Стюарта Милля. Милль, равно как и другие утилитаристы, исповедовал «результативную» этику, согласно которой моральная оценка того или иного действия базируется исключительно на его результатах.

Героиня следующего анекдота, несомненно, была утилитаристкой.

Миссис О'Каллахан попросила художника, писавшего ее портрет, нарисовать на ее запястьях золотые браслеты, на шее — жемчужное ожерелье, в ушах — рубиновые серьги, а на голове — бриллиантовую тиару. Художник заметил, что в этом случае ему придется погрешить против правды жизни.

— Понимаете ли, — возразила она. — Я знаю, что мой муж крутит роман с юной блондинкой. Я хочу, чтобы после моей смерти она сошла с ума, пытаясь отыскать драгоценности.

Подобный подход способен заставить нас мириться с весьма серьезными проблемами, если нам кажется, что впоследствии нас ждет достойная награда.

Вдова миссис Бревурт отдыхала у бассейна в своем клубе и заметила загоравшего неподалеку от нее симпатичного мужчину. Подойдя к нему, она невзначай произнесла:

— Кажется, раньше я вас тут ни разу не видела!

— Точно! — отозвался мужчина. — Предыдущие 30 лет я провел в тюрьме.

— Да что вы! И за что вы туда попали?

— За убийство жены.

— Значит, вы холосты! — улыбнулась миссис Бревурт.

Известный современный утилитарист Питер Сингер часто проводит аналогии между леденящими душу решениями и гораздо более гуманными поступками, которые приводят к абсолютно одинаковым ужасным последствиям, а значит — являются этически равнозначными. К примеру, в одной из статей он описывает ситуацию: человек, желая заработать деньги на новый телевизор, продает бездомного сироту корпорации, торгующей органами для трансплантации. Ужасно, согласимся мы. Однако, утверждает Сингер, любой, кто покупает новый телевизор вместо того, чтобы пожертвовать эти деньги благотворительным организациям, которые помогают бездомным сиротам, делает в точности то же самое. Когда вы слышите нечто подобное, вы сразу чувствуете ненависть к автору, не правда ли? В подобном случае аргумент по аналогии служит существенным дополнением к утверждению, касающемуся морали, — как в следующей классической шутке.

Он: Ты бы переспала со мной за миллион долларов?