Г Кириленко - Философия

1 Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради. 1860-1881. "Литературное наследство". Т.83. М., 1971. С. 174.

2 Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради. 1860-1881. "Литературное наследство". Т.83. М., 1971. С. 449.

Достоевский убедительно показывает, что человек не есть совокупность того, что в нем уже есть. Напротив, человек есть то, чем он может стать усилием собственного сознания и воли. Именно поэтому Великий Инквизитор, "цари земные", по Достоевскому, и не успели еще довести "дело к полному окончанию" . Это и является лучшим свидетельством развивающегося качества человеческого самосознания. Для Достоевского заповедь "возлюби ближнего" со всей очевидностью в "земном царстве" трансформировалась в эгоизм человека, стремящегося к подчинению, обладанию, манипулированию другими. Поэтому вместо старой морали долга и любви у него на первый план выходят свобода человека и сострадание к нему. Достоевский далек от проблем свободы в политическом, общественном плане, праве поступать как хочется. Он далек от понимания свободы как познанной необходимости. Такая свобода рождает мораль "муравейника" и мораль "земных царств", законом необходимости обосновывающих каждая свою "правду".

326

Подлинная жизнь человеческого сознания для Достоевского осуществляется в пространстве его свободы. Здесь человека поддерживают идеалы христианской духовности, "великодушия", личная ответственность каждого и осознание каждым собственного несовершенства. Свобода как призвание быть человеком только и заставляет в другом почувствовать со-человека, заставляет выйти из собственной замкнутости в мир социальности для того, чтобы быть собой человеком. На этом пути человека ожидает страдание. Оно не безвинно, но связано со злом как проявлением несовершенства человеческой свободы. По мысли Достоевского, путь свободы - путь страданий каждого. Так появляется еще один из основных мотивов творчества - человеческое сострадание, без которого невозможно историческое творчество. Достоевский поражает мыслью, которая в чем-то превосходит категорический императив морали долга - "всяк перед всеми и за всех виноват".

Человек оказывается на грани разрыва между своим вынужденно-житейским путем и истиной, которая в нем тлеет. Этот разрыв заполняется обостренной внутренней деятельностью, которую можно назвать "христианским практическим сознанием". Задача его - возродить в человеке человеческое. Речь у Достоевского идет о процессуальной содержательности христианской заповеди смирения. В "Речи о Пушкине", произнесенной в конце жизни, Достоевский призывает: "Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве".

Смирение у Достоевского не психологическая категория, означающая бессилие, безропотность, собственное умаление, ощущение ничтожества перед другими. В смирении Достоевского есть призыв: "и прежде всего потрудись на родной ниве". Само смирение человека (как оно понимается в святоотеческом богословии) уже дерзновение и источник действий, принятие на себя всей полноты ответственности, а не проявление слабости. Так в творчестве Достоевского сходятся религиозные и философские взгляды на человека. Однако это не религиозная философия, интеллектуально развивающая христианские истины, и не богословие, питающееся Откровением. Мысли Достоевского - мысли гения, оказывающегося способным подняться над собственным страданием, ощутившим свою связь с общечеловеческим страданием и взявшим на себя страшное бремя сострадания.

Началом смирения, к которому призывает Достоевский, является честность по отношению к себе самому. Это знание своих возможностей и ограниченности и мужественное принятие

327

себя таким, каким я есть. Смириться - значит увидеть в себе и другом испорченную икону Человека Христа и пытаться сохранить в себе как священную заповедь неповрежденный остаток Человека. Ибо несоблюдение этого ведет к разрушению того, что во мне и других есть человеческого, божественного, святого. Смирение дает возможность сохранить верность себе, истине вопреки "очевидной" и безнадежной реальности. Смирение как самокритика разума, ориентированная на самоуглубление и самопознание, есть гибкость духа. С него-то и начинается подвижничество, к которому призывал Достоевский, раскрывающее себя в служении, ответственности, жертвенности. Темы "человечности человека", "всечеловечности" русского народа становятся лейтмотивом русской религиозной философии.

Систематическая философия в России

Философия "всеединства" B.C. Соловьева

В одной из своих первых публичных лекций "Исторические дела философии" В.С.Соловьев (1853-1900) назвал первоначальной философской интуицией провозглашение "нового, неслыханного слова: все есть одно" [1]. Следовательно, обособившееся, разделившееся множество явленностей этого мира социальности есть проявление единой сущности. "Все есть одно - это было первым словом философии, и этим словом впервые возвещались человеку его свобода и братское единение". Идея всеединства всю жизнь сопровождала В.Соловьева и определяла постановку у него исторических вопросов и проблем человека. Основы учения о всеединстве как начале и цели мирового процесса, концепции истории и человека изложены В.Соловьевым в докторской диссертации "Критика отвлеченных начал" (1880), в работах: "Духовные основы жизни" (1884); "История и будущность теократии" (1886); "Россия и вселенская церковь" (1889); "Красота в природе" (1889); "Смысл любви" (1892-1894); "Теоретическая философия" (1897-1899); "Определение добра" (1897-1899); "Три разговора" (1900).

1 Соловьев B.C. Исторические дела философии. // Вопросы философии. 1988. №8. С. 119.

Соловьеву были чужды и славянофильство, и западничество. Широкие перспективы всеединства, в которых ставились вопросы совершенствования мира, преодоления индивидуализма, осуществления христианских идеалов любви, достижения абсолютных ценностей определяли его всемирно-историческую точку зрения. Из идеи всеединства вытекал и принцип свободы.

328

Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. "Я называю истинным или положительным всеединство такое, - писал Соловьев, - в каком единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, само оказывается таким образом пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия". Если "положительное всеединство" потенциально объемлет собой и человека, указывая ему цель и смысл жизни, следовательно, сущность человека не может быть редуцирована, сведена к каким-либо частным его определениям и т.п. Отсюда истинная суть человека есть живое осуществление такого всеединства, которое не только созерцает умом, но само действует в мире как вполне конкретный, но "новый духовный человек". Осуществление "живого всеединства", по Соловьеву, свершилось в лице Христа. Оно явилось для людей "как высшая сила, которая овладела ими, но которою они не овладели". Соловьев уточняет: в том хаосе, которым являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели "немногие" человеческие души ("избранные", по Достоевскому). И христианская идея свободного человеческого единения, всемирного братства снизилась до "христианства домашнего", лишь до индивидуальной жизни немногих душ человеческих. Для основного же большинства Христос как живое воплощение всеединства, гармонии идеального и материального стал далеким и непостижимым фактом. Так христианская идея стала формализмом церковной организации, безуспешно пытающейся одухотворить общество, социальные отношения, самого человека верой в "чудо, тайну, авторитет", повторяя Достоевского, писал Соловьев. В таком "храмовом, неистинном христианстве" человек, по мысли философа, находится в еще большем духовном рабстве, нежели язычник перед силами природы. Философия идеализма (от Декарта до Гегеля), восстав против лжехристианства, освобождает, по Соловьеву, ра