Сергей Чудинов - Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Завещание Мехайдли, в некотором смысле ставшее прототипом, между тем разительно отличается от посланий, последовавших по ее стопам будущих «мучеников» Ливана и Палестины. Оно носит отчетливо патриотически-национальный характер и не отмечено влиянием дискурса исламизма. С другой стороны, почитание родной земли здесь доведено до сакрального акта. Метафоры жертвы своей жизнью как пускания корней на почве своего отечества, окропления ее кровью для ее возрождения или обручения с родной землей практически универсальны для националистических движений, борющихся за независимое существование этноса или нации. Такие образы можно встретить не только в идеологическом дискурсе движений национального сопротивления в мусульманских странах (Ливан, Палестина), но и, скажем, в повстанческом движении тамилов в Шри-Ланке («Тигры освобождения Тамил Илама»).

Женский терроризм смертников в Ливане имел отчетливый светско-националистический характер и не был связан с конкретной конфессиональной идентификацией смертниц [493]. Тем не менее он стал неким образцом, прецедентом, заложившим истоки женского терроризма смертников на Ближнем Востоке. Националистический компонент, олицетворенный в символе брака, сочетания с землей своих предков, впоследствии стал вплетенным в культуру мученичества исламизма, несмотря на доминирующий в ней религиозный дискурс. Последнее желание С. Мехайдли, чтобы ее звали «невестой Юга», перекликается с другими, получившими широкое распространение почетными эпитетами смертников, апеллирующими к их патриотическим чаяниям. К примеру, 29-летняя Ханади Джарадат, первая смертница, взорвавшая себя в израильском городе Хайфа (4 октября 2003 года), после смерти обрела титул «невеста Хайфы». Террористический акт был организован Палестинским исламским джихадом. Таким образом в Палестине концы националистических мотивов соединились с началами религиозного экстремизма. Что касается самих исполнительниц акций самопожертвований в Палестине, то для них, не менее политизированных по своим взглядам (судя по свидетельствам близких людей и знакомых), чем потенциальные смертники-мужчины, в самой террористической миссии, по всей видимости, более важен жертвенный аспект. Если мужчина-смертник, подобно муджахиду на поле боя, активно отстаивает личную и коллективную честь своей нации, осуществляет свою обязанность мщения врагу, то женщина-смертник, не имеющая привилегии быть полноценным воином, скорее приносит в жертву себя саму и свою будущность как супруги и матери, предписанную ей нормами родного сообщества. Метафора брачного сочетания с родной землей в таком свете становится символом, олицетворяющим квинтэссенцию переживаемых национально-патриотических чувств.

В среде западных ученых популярны дискуссии по вопросу о том, можно ли рассматривать женский терроризм смертников в Палестине как проявление местного феминизма и попытку прекрасной половины арабо-палестинского общества достичь равноправия с мужчинами. Большинство специалистов склоняются к тому, что участие женщин в атаках смертников — иллюзорная форма обретения равноправия, которая уравнивает женщин с мужчинами в смерти (той ее форме, которая считается почетной), но не отражается на повышении социального статуса женщины в традиционном обществе Палестины.

Действительно, терроризм смертников в контексте консервативных мусульманских культур можно оценивать как проявление феминизма, но феминизма не в западном понимании — как радикальной эмансипации женщины, но той его формы, которая вообще возможна в рамках патриархальных обществ Палестины, Чечни и других регионов распространения ислама, охваченных процессом возрождения конфессионального самосознания и культурной идентичности. Высшая степень равноправия в рамках исламистского мировосприятия есть признание возможности женщине пасть мученической смертью, столь же почетной, как гибель мужчины- муджахида , ведущего сражение на пути Аллаха. Исламизм, создавший современный культ мученичества, основанный на идее самоценности смерти, мотивированной «чистыми» устремлениями исполнить закон Аллаха, диктующий борьбу с несправедливостью и угнетением мусульман, пришел к логическому завершению в своем охвате максимально широких слоев мусульманских обществ, находящихся в условиях социально-политического конфликта. Хотя терроризм смертников «с женским лицом» ввели в оборот более секулярные группировки, конкурирующие с исламистским движением, вовлечение представительниц слабого пола в атаки смертников стало логичным финалом исламистской доктрины мученичества, обращенной против самих же исламистов (по крайней мере, на первых порах).

С распространением и развитием исламистской культуры мученичества в палестинском обществе стало повсеместным почитание семей, из которых вышли террористы-смертники. Такие семьи стали пользоваться социальным престижем и некоторыми экономическими преимуществами — разовыми денежными вознаграждениями и пожизненными пенсиями за умерших сыновей и дочерей, поступающих от фондов, связанных с финансированием экстремистской деятельности.

Насколько сильно мировоззрение палестинцев пропиталось исламистским культом мученичества, можно судить о том, например, что матери воодушевляют своих маленьких детей верить в то, что быть мучеником — самая лучшая доля в этой жизни [494]. Профессор Исламского университета в Газе может объявить конкурс среди студентов на лучшее завещание шахида. [495]Девушка [496], вовлеченная в организацию террористических атак смертников и влюбившаяся в своего компаньона, оперативника Хамас, в качестве лучшего доказательства ответной любви принимает его слова о том, что он готовит операцию смертника с ее участием в качестве помощника [497]. И при этом ее ничуть не смущает тот факт, что после того, как она докажет свою преданность делу, ее террористическая карьера закончится тем, что она сама станет ашахидой». Она надеется, что будет ждать своего возлюбленного, уже имеющего законную супругу, в раю, где он станет снова свободен.

Мечты о райской жизни иногда окрашиваются в романтические тона, что не характерно для мужчин-смертников. Некоторые девушки мечтали вновь обрести своего возлюбленного в раю, безвременно умершего в земной жизни, или же встретить любимого человека, с которым невозможно счастье в этом мире. К примеру, в одном из известных случаев неудавшейся миссии смертника девушка хотела отомстить израильтянам за гибель своего парня, который был вовлечен в террористическую деятельность. При этом она мечтала встретить его в райских садах после осуществления мученической операции [498].