Дэвид Харт - Бог. Новые ответы у границ разума

Я полагаю, что почти центральная (если не всегда явная) тема этой книги заключается в том, что мы не должны ошибочно принимать свои способы видения мира за сам мир, какой он есть на самом деле. К этому я мог бы также добавить: мы не должны путать всякое заявление, сделанное авторитетным тоном, с установленной истиной. Что касается конечной природы реальности, то, по крайней мере, ни общему консенсусу культуры, ни особому консенсусу какого-то дипломированного класса не следует доверять слишком легко, особенно если он не может оправдать себя чем-либо, кроме ссылки на свои собственные непроверенные предположения. Очень многое из того, что мы считаем свидетельством разума или ясным и недвусмысленным свидетельством наших чувств, на самом деле является всего лишь интерпретирующим рефлексом, определяемым умственными привычками, которые впечатлены в нас той или иной интеллектуальной и культурной историей. Даже наше представление о том, чем может быть «рациональный» или «реалистичный» взгляд на вещи, во многом результат не беспристрастного внимания к фактам, а идеологического наследия. В какой-то степени что-то подобное верно для большинства наших более широких убеждений о мире. Если мы достаточно честно и настойчиво исследуем предпосылки, лежащие в основе наших убеждений и рассуждений, то обнаружим, что наши глубинные принципы часто состоят не более – но и не менее – чем в определенном способе видения вещей, изначальной склонности ума воспринимать реальность с определенной точки зрения. И философия здесь мало полезна, чтобы помочь нам отделить обоснованные предубеждения от необоснованных, ибо всякая форма философской мысли сама по себе зависит от набора нередуцируемых и недоказуемых предположений. Это отрезвляющая и неудобная мысль, но это также и весьма полезное напоминание о пределах аргументации и о том, в какой степени наши самые заветные убеждения неотделимы от нашего собственного личного опыта.

Я считаю полезным, во всяком случае, иметь это в виду, пытаясь разобраться в текущих дебатах относительно веры в Бога. Я должен признать, что полагаю невозможным воспринимать атеизм очень серьезно как интеллектуальную позицию. Как эмоциональная приверженность или моральная страсть – отказ от бесплодных или одиозных догматов, неспособность верить в хорошую или провиденциальную силу по ту сторону мира, в котором так много страданий, пренебрежительный вызов типа «какой бы скот и негодяй ни создал мир» [90]и т. д., – атеизм кажется мне вполне правдоподобным отношением к трудностям конечного существования; но в качестве метафизической картины реальности он поражает меня как общественный предрассудок. Я не могу понять, как можно последовательно верить, что материальный порядок – это нечто иное, чем онтологически обусловленная (contingent) реальность, которая обязательно зависит от абсолютного и трансцендентного источника существования. Для меня аргумент в пользу реальности Бога, основанный на контингентности всех составных и изменчивых вещей, кажется бесспорно верным – при своей почти аналитической очевидности; и всем философским попыткам обойти этот аргумент (а я уверен, что я знаком со всеми из них), кажется, совершенно недостает его силы и ясности. И то же самое верно (чуть в меньшей степени) относительно аргументации, основанной на единстве, интенциональности, рациональности и концептуальных способностях ума или основанной на трансцендентальной структуре рационального сознания. Тем не менее я должен с сожалением заметить, что обманывал бы сам себя, если бы не признал, что в значительной степени источник моих суждений – некое первичное отношение к реальности, некий способ видения вещей, который включает определенные предпосылки относительно (среди прочих вещей) достоверности разума. В конечном счете, однако, я знаю, что если материалистическая позиция верна, то не может быть реальной разумной определенности в отношении онтологических вопросов или вообще в отношении чего-либо; поэтому само предположение о том, что то, что мне кажется логически правильным, на самом деле должно быть правдой, уже предполагает часть того вывода, который я хочу сделать.

Однако мое великодушие к этой теме исчерпано. Это правда, что все мы выводим свои картины мира из определенных неподвижных принципов, которые мы принимаем как само собой разумеющееся, но мы не можем ни доказать, ни опровергнуть их, ни эмпирически, ни диалектически. Если, однако, существует какая-либо легитимность для элементарных категорий логики или различительных способностей интеллекта (а я думаю, что мы должны верить в это), то мы можем, конечно, сказать, какие перспективы реальности обладают большей или меньшей относительной логической прочностью и внутренней согласованностью. Поэтому более справедливо отметить, что философский натурализм – это одно из самых иррациональных и произвольных видений воображаемой реальности. Это явствует из аргументов, которые обычно делаются в его пользу, и все они имеют тенденцию быть не более чем катехизическими утверждениями. Рассмотрим, например, очень популярное, но также и чисто доктринерское утверждение о том, что принцип «причинного закрытия физического» исключает все возможности сверхъестественного действия в мире: абсолютно тавтологическая формула, не подтверждаемая ни разумом, ни наукой. Хотя и считается несомненным, что любая закрытая физическая система, которая может существовать, по определению является физической и закрытой, нет веских оснований думать, что наша реальность есть такая же система. И, во всяком случае, «закрытая» физическая система по-прежнему не могла бы быть источником своего собственного существования и поэтому была бы действительно закрыта только на механическом, а не на онтологическом уровне; ее существование все равно пришлось бы объяснять в «сверхъестественных» терминах. Точно так же утверждения о том, что бестелесные реальности не могут повлиять на материальные процессы или что какое-либо понятие бестелесного сознания (например, сознания Бога) нелогично, или что физический порядок явно лишен финальной причинности и т. д., – это все просто пустые утверждения, маскирующиеся под серьезные аргументы. Что касается того, что натуралистическая мысль доказала свою убедительность в успехе современных наук, это просто смешение вопросов. Любая ассоциация между триумфами индуктивных, эмпирических и теоретических наук современной эпохи (с одной стороны) и метафизическими предпосылками натуралистического мышления (с другой стороны) есть дело исторической случайности и не более. Эмпиризм в науках – это метод; натурализм в философии – метафизика; последнее не следует из первого и не лежит в его основе.