Паскаль Брюкнер - Недолговечная вечность: философия долголетия

Согласно расхожему мнению, взаимоотношения внутри воспитательного процесса переворачиваются с ног на голову вследствие технологических усовершенствований. Дети как будто превращаются в родителей собственных родителей, день за днем обучая их азам интернета. В новом цифровом мире дети чувствуют себя как рыба в воде, это «цифровые аборигены» (Николас Негропонте. «Цифровой человек»), они делегитимируют репутацию знающих и мудрых, которой несправедливо пользуются взрослые. «Уже не будет важно, какой ты расы, к какому социальному или экономическому классу ты относишься — важно принадлежать к правильному поколению. Богачи сейчас молоды, люди без средств — это старики» [14]. Отныне ребенок должен воспитывать своих родителей, помогать им адаптироваться — так, как это делают дети иммигрантов при новом мироустройстве. Привычная возрастная иерархия встает с ног на голову: «старикам» больше нечему учить молодых, им нужно всему учиться самим: это они становятся новыми невеждами, которым недоступны новые инструменты. «You are too cool for school» —

«Ты слишком крут, чтобы ходить в школу, штампующую лишь роботов», — так, кажется, говорили Джефф Безос и Стив Джобс. Но доступность для каждого всех возможных знаний не имеет ничего общего с посвящением в тайны сложных материй. Щелчок мышью по ссылке об астрофизике или органической химии не сделает из нас астрофизиков или химиков, даже самых примитивных, — но лишь дотошных невежд. Демократия «кликов мышью» — не более чем демократия дремучего невежества. Ученый представляется лишь дилетантом, которому повезло: ведь он всю жизнь бился над одними и теми же вопросами. Мы избавимся от этих иллюзий — подобно многим крупным руководителям Кремниевой долины, которые запрещают собственным детям пользоваться айпадами, планшетами и другой компьютерной техникой, отрицательно влияющей на способность концентрироваться и творческие способности. Не следует путать фундаментальные знания и практическую сметливость: своей ловкостью и смекалкой молодые обязаны достижениям техники, а не какому-то символическому превосходству [15].

Если наша обязанность как старшего поколения — разъяснять уроки прошлого, извлекать из небытия великих мертвецов, чтобы вернуть их к жизни среди других живых, воскрешать их из праха, где они спят вечным сном, то для этого необходимо владеть новыми инструментами обучения, иначе есть опасность стать чужеродным элементом в своей эпохе — призраком, заблудившимся в мире тайных знаков. Компьютерная безграмотность людей старшего поколения лишает их всякой надежды на выживание в лабиринтах современной бюрократии. Пожилые люди пытаются разобраться с новыми технологиями на ощупь — примерно так же, как ищут нужную частоту в радиоприемнике.

Начиная с определенного возраста, все мы становимся иммигрантами для текущей эпохи. То, чем мы могли похвастаться раньше, уже не имеет смысла, требуемый набор навыков изменился, мы перестаем понимать язык, на котором говорят другие, нам отчаянно необходимы те, кто сможет нам помочь, сможет перевести особые жаргоны на общепринятый язык. Именно слова свидетельствуют о нашей принадлежности к той или иной эпохе, к той или иной социальной группе. Нужно перенимать повадки у молодежи, использовать в речи новые выражения, подстраиваться под сегодняшние вкусы, чтобы нам больше не могли сказать: «Папочка, ты отстал от жизни», — как говорили в 60-е годы XX века. Удовольствие, с которым мы узнаем новые школьные словечки или жаргон шпаны спальных районов — как если бы мы изучали иностранный язык, — вдвойне сильнее оттого, что нам стыдно использовать их напрямую, без кавычек, из страха показаться смешными. У каждой возрастной категории есть свои семантические тотемы, свои старомодные ругательства, свои допотопные выражения, устаревающие вместе с ней, — за исключением словесных оборотов столь изобретательных или любопытных, что за их богатство и выразительность они удостаиваются включения в общий лексикон. В выражениях нашего языка оседают слова и обороты, типичные для каждого поколения; они меняют языковое пространство подобно наносам, формирующим русло реки.

Ошибка взрослых людей — в уверенности, что то, что знают они, известно и всем остальным, однако знание — это не однородная масса, распределяющаяся ровным слоем на все человечество. Ориентиры меняются, грандиозные исторические события больше не вызывают тех чувств, что прежде. Каждый раз следует терпеливо переводить на принятый в настоящее время язык то, чему мы хотим научить, ничего не преуменьшая и не упрощая, но используя стратегию интуитивного декодирования. Необходимо настроить разные поколения на одну волну, то есть нужен своего рода GPS по времени. Если «слова умирают от жажды», как говорил Октавио Пас, то лучшее средство прекратить засуху, вернуть слова к жизни — это сделать их вновь желанными для тех, кто не только не использует их, но даже не подозревает об их существовании.

Прошлое — это сокровище, которое мы должны вернуть к жизни, чтобы не лишать его тех, кто идет следом за нами. Вручить им ключи от мира — значит предлагать им не подражать нам, но, обладая всеми нашими знаниями, бесконечно спорить с нами. Возможно, они обратят такую свободу против нас самих: «Меня вы научили говорить на вашем языке. Теперь я знаю, как проклинать» (Шекспир) . Но главное, что мы можем сказать: переходник работает как надо, связь налажена. Мы снабдили наших детей всем необходимым. При условии, что мы не передаем им одно только отвращение к жизни и к человеческому роду, как это делают в наши дни те, кто пророчит впереди одни несчастья. Каждое поколение может взять на себя лишь одну историческую роль, после чего оно должно уступить место другим. Каждое поколение — лишь звено в длинной цепи предшествующих и последующих поколений. Говорят, что Фред Астер (1899–1987), который неоднократно встречался с Майклом Джексоном, а также подсказал ему сюжет и помог со съемками клипа на песню

«Триллер» (1982), отправил ему такую телеграмму: «Я старый человек. Я ждал кого-то на смену. Спасибо» [16]. Хороший наставник должен уметь принять свой уход, когда его работа завершена.

Все люди смертны, но для каждого человека смерть — это бедствие, оно настигает его, как ничем не оправданное насилие, даже если человек покорно ее принимает.

Симона де Бовуар

Козочка господина Сёгена

Любая детская книжка предлагает нам как минимум два прочтения: первое — назидательное, которое мы используем в воспитательных целях, и второе — более тонкое, не всегда сразу уловимое. Возьмем, к примеру, рассказ «Козочка господина Сёгена» Альфонса Доде. На первый взгляд кажется, что это притча о непослушании. Господин Сёген — фермер из Прованса; ему не удается сохранить ни одной из своих коз, потому что все они, одна за другой, стремятся к вольной жизни на просторе и убегают от него в лес, где их пожирает волк. Когда он покупает козочку Бланкетту, повторяется тот же сценарий: она тоскует по воле и хочет бежать. Господин Сёген запирает козочку в хлеву, но ей удается выбраться через окно. Как и другие козы, она убегает резвиться в горы, упивается свободой и в компании диких серн наслаждается душистыми травами. Когда наступает вечер, Бланкетта трепещет: в высокой траве появился волк, он пристально и спокойно глядит на нее. Согнув голову и выставив рожки, она сражается с ним всю ночь, но на рассвете — обессилевшая, вся в крови, — падает на землю и позволяет себя съесть.