Паскаль Брюкнер - Недолговечная вечность: философия долголетия

Не объять необъятное

Счастливая жизнь — это не только «замысел юных лет, реализованный в зрелые годы» (А. де Виньи. «Сен-Мар»), это еще и судьба, которая взаимодействует с чем-то бульшим, чем она сама, — судьба, открытая другому измерению. Земное существование совершенно в каждом своем мгновении, и в каждом мгновении ждет еще большего совершенствования. При условии, что мы будем отличать потенциальное от возможного.

Первое крайне важно в отрочестве и юности, когда речь идет о том, чтобы с помощью учебы и работы раскрыть в себе таланты, пробудить дарования. Это внутреннее развитие, необходимое каждому. Знания и труд помогают нам найти себя. Возможное относится к другому порядку: это внешняя данность, компромисс между миром и моими ожиданиями, раскрывающий в каждом новые, неизвестные стороны, побуждающие превзойти самого себя. Мои способности позволяют мне реализоваться, а опыт позволяет пойти еще дальше и создать себя заново. Именно об этом говорит выражение: «Я никогда бы не подумал, что у меня это получится». С возможным мы переходим от управления собой к расширению своего существа посредством реальности.

Не будем питать бессмысленных надежд: начиная с определенного возраста, мы уже не можем обращаться с нашей жизнью как с игральной костью, бросаемой наудачу, — хвататься за всё подряд, приниматься за биологические исследования, автомобильные гонки, прыжки с парашютом, математику. В 60 лет еще меньше, чем в 20, справедливо утверждение, что «выше нас только небо». Это американская позиция — «you can do it», «ты можешь это сделать», не устанавливающая никаких ограничений для способностей человека, лишь бы он засучил рукава: оптимизм нации первопроходцев, которая верит в сочетание самоотдачи и доброй воли. Сейчас меньше, чем когда-либо, мы можем уклониться от необходимости выбора и предаться опьяняющей душу безграничности. Возраст избавляет от неуверенности. Но ограничения, сужая круг наших возможностей, служат укреплению нашей свободы.

И все же в отдельные, исключительные моменты нас продолжают одолевать стремления, вожделения и мечты столь разнообразные, что, пораженные их изобилием, мы не в силах в них разобраться. Это ошеломительное, близкое к параличу состояние сродни головокружительному состоянию подростка, который видит, что перед ним открыты все дороги. И вот «реальное — тесно, возможное — бесконечно», как говорил Анри-Фредерик Амьель в своем «Дневнике»: этот швейцарский рантье XIX века всю жизнь пребывал во власти собственного безволия и не пережил никаких событий, отказавшись от них, будучи не в силах объять все направления. В этом мире в любом возрасте нас поджидают новые возможности. Фрейд говорил: чего можно ждать от психоанализа, так это «примириться не с действительностью, а с данными нам возможностями. Хотеть того, чего хочется, и быть способными на то, на что мы способны. Не хотеть того, на что мы способны, — значит пасовать перед действительностью. Не быть способными на то, чего нам хочется, но полагать, что способны, — значит воображать себя всемогущими. Но важно, чтобы мы смогли разыграть свою партию, сказать то, что имеем сказать, дать свой ответ миру. Любить и работать» [11].

Такова пора бабьего лета нашей жизни: это отвоевание права на утраченные возможности, даже если их потенциальная область день ото дня сокращается подобно шагреневой коже. Необходимо, чтобы наше сознание оставалось открытым для волнения и привязанности, чтобы оно никогда не пресыщалось чувствами. Вспоминая о девушке, чье лицо «в свете утренней зари <���…> было розовее неба» — она проходит вдоль поезда, остановившегося на полустанке, предлагая проснувшимся пассажирам кофе с молоком, — Марсель Пруст пишет: «Глядя на нее, я вновь почувствовал желание жить, которое воскресает в нас всякий раз, когда мы снова осознаем красоту и счастье» [12]. Однако аромат уходящих дней кроется в простом, но решающем факте: не знать заранее, что найдешь, открывать для себя новые пути, не сводить всё без конца к себе самому.

Это — великий момент остановки , мечта о том, чтобы решиться уйти. Что самое лучшее, что можно пожелать себе в жизни? Прекрасных событий, прекрасных знакомств с исключительными людьми, которые поднимут нас до своей высоты. И даруют нам милость встречи. Вот молитва пожилого человека: Господи, дай мне, перед тем как уйти, последний всполох любви и самозабвения, дай мне пережить новое рождение в конце жизни, чтобы этим светом были озарены мои последние годы. «Успешная» жизнь — это жизнь в состоянии вечного возрождения, когда способность начать заново берет верх над жизненным опытом и набирает силу бьющего фонтаном родника [13]. Нужно одновременно и довольствоваться тем, что предлагает нам этот мир, и требовать от него большего, искать в нем ответ на свое ожидание чуда, вихря событий. Жизнь человека тем богаче, чем больше расстояние от пункта отправления до пункта прибытия: можно родиться в гетто, а закончить жизнь знаменитым артистом — как, например, случилось с музыкантом и продюсером Куинси Джонсом. Всегда есть изящный способ обойти обстоятельства, которые преподносит нам судьба, даже если в самом конце никто из нас не избежит неминуемого.

Погоня за увлекательной жизнью должна подчиняться двум противоречивым требованиям: мы должны быть вполне довольными своей судьбой — и вместе с тем внимательно прислушиваться к шепотам мира, еле слышной музыке нового и необычного. Восхищаться чудом сегодня — и быть готовыми изумляться неизвестному. Счастье продолжать путь и счастье замереть, наслаждаясь мгновением , счастье ограничения и счастье расширения границ, безмятежность и опьянение, монотонность и внезапное бегство — только контраст одного и другого делает жизнь головокружительной, захватывающей.

Передавать, не зная слов

В демократическом обществе, говорил Алексис де Токвиль, каждое поколение представляет собой новую нацию, и традиция — не безусловное требование, а скорее рекомендация. Передавать ее стало сложной задачей: для старшего поколения есть большое искушение смириться, преклонить колени перед младшим из страха быть списанным со счетов — на это указывал еще Платон в своем «Государстве». Но отдать все на волю новых поколений, одним махом смести наследие прежних эпох, доставшееся нам от предков, чтобы нести его потомкам, — это значит не помогать молодым, но держать их в темнице настоящего, заточить их в границах современности, чьим эхом и зеркалом они являются. Таким образом, мы перестаем быть наставниками в созревании и становимся наставниками в раболепстве. Вместо того чтобы учить долговременной необходимости, мы становимся подобострастными угодниками юности и текущего момента. Ментор превращается в лакея, учитель — в льстеца.