Вольфрам Айленбергер - Время магов великое десятилетие философии 1919–1929 (без фотографий)

Что еще остается философии, если вся совокупность сущего разделена между науками? Остается лишь познание науки, а не сущего.

В точку. Отсюда контратака: философия просто как служанка наук? Разве не к этому стремится Кассирер со своей «Философией символических форм» — распознавать системы знания по их внутреннему строению? Теория познания вместо онтологии? Далее следует продолжение в атакующей манере, теперь уже вместе с Кантом в роли непосредственного свидетеля обвинения:

Кант не хотел давать теорию естествознания, он хотел показать проблематику метафизики, а именно онтологии.

Открытым текстом: Кант не был неокантианцем, он был фундаментальным онтологом. Как и я, Хайдеггер.

Кассирер явно переходит в защиту. Отвернуться от Когена? В данных обстоятельствах это исключено. Значит, лучше всего — с Кантом против Хайдеггера! Его открытый фланг — этика. Для Канта она была центральной. Кассирер:

Если охватить взглядом всю совокупность трудов Канта, возникают большие проблемы. Одна из них — проблема свободы. Я всегда считал подлинно главной проблемой: как возможна свобода? Кант говорит, что этот вопрос постичь невозможно, мы постигаем лишь непостижимость свободы.

Мораль: Кант был метафизиком, но служил, разумеется, не онтологии, но этике! Речь идет о действующем, конечном человеке, не о бытии. Однако именно в этике — Кассирер заходит издалека — у Канта есть прорыв, продуктивный прорыв, в метафизику:

Категорический императив должен быть устроен так, чтобы устанавливаемый закон имел силу не только, скажем, для людей, но для всех разумных существ вообще. Вот он, неожиданный странный переход… Нравственное как таковое ведет за пределы мира явлений. Ведь решающее метафизическое — то, что в этом пункте происходит прорыв.

Совершенно ясно: прорыв из сферы конечного к бесконечному, из имманентности в трансцендентность. Именно здесь Хайдеггеру, в конечном счете, сказать нечего! И это указывает на подлинную проблему всего проекта его «Бытия и времени», его общей Dasein-аналитики, его фундаментальной онтологии. Как комбинация вопросов:

Хайдеггер выявил конечность наших познавательных способностей. Они относительны и ограниченны. Но тогда возникает вопрос: как подобное конечное существо вообще приходит к познанию, к разуму, к истине? … Как это конечное существо приходит к определению предметов, которые сами по себе конечностью не ограничены?

Вот подлинная проблема метафизики! Вот подлинный вопрос Канта. И подлинный вопрос Кассирера. Но есть ли это и вопрос Хайдеггера? Теперь Кассирер идет ва-банк:

Хайдеггер хочет … отказаться от всей этой объективности? Хочет полностью сосредоточиться на конечных сущностях или, если нет, где тогда для него прорыв в эту сферу?

Хорошие вопросы. По-настоящему меткие, действенные. Удары в корпус. Хайдеггер загнан в угол. Надо парировать Кантом. Или хотя бы самим собой. Этика и в самом деле не вполне его специальность, но, раз надо:

То есть Кассирер хочет показать, что в этических работах конечность становится трансцендентной. — В категорическом императиве заложено нечто выходящее за пределы конечного существа. Однако именно понятие императива как таковое показывает внутреннюю связь с конечной сущностью.

Верно! Любому ребенку понятно: Богу не нужны императивы, они нужны только конечным разумным существам. И онтология Богу не нужна, она тоже по своему существу, добавляет Хайдеггер, есть «показатель конечности». Стало быть, никакой это не прорыв, а совсем наоборот. Хайдеггер теперь вовсю оперирует Кантом:

Этот выход к чему-то более высокому всегда ведет лишь к конечным, сотворенным существам (к ангелам).

Давос, 1929 год, и два крупнейших немецких философа современности спорят на публичных подмостках о категорических императивах для ангелов? Так оно и есть. Но для Хайдеггера подлинно главное:

Эта трансцендентность также всё еще остается внутри тварности и конечности.

Итак, Кантова трансцендентность лишь имманентна, она отступает в конечность, остается ограничена ею, более того, благодаря ей она и становится возможна! Здесь Хайдеггер одерживает верх: если вообще хочешь понять Канта, метафизику, а стало быть, философствование, направление вопроса необходимо радикально перевернуть. Подлинный вопрос не в том, как из конечности выйти в бесконечность. Главное — понять, как от трансцендентности сущего, а стало быть, от его предшествующей разомкнутости для нас, людей, подойти к конечности бытия как к подлинному истоку целого! Это, разумеется, напрямую ведет нас к вопросу о бытии присутствия (Dasein). То есть настоящий вопрос гласит:

Какова внутренняя структура самого присутствия, конечно оно или бесконечно?

Каждый в зале знает ответы Хайдеггера: внутренняя структура человеческого бытия радикально конечна и изнутри определяется в своих возможностях через временность. Это — главное в «Бытии и времени».

Кассирер молчит. И Хайдеггер продолжает:

Теперь к вопросу Кассирера об общепринятых вечных истинах. Если я скажу: истина относительна к присутствию, то … это утверждение будет … метафизическим: истина вообще может существовать как истина и как истина имеет смысл, только если присутствие экзистирует. Если присутствие не экзистирует, нет и истины, нет вообще ничего. Но лишь с экзистенцией чего-то такого, как присутствие, истина приходит в него само.

Хайдеггер подчеркивает: не только истина отдельных высказываний относительна к тому, чту может думать определенный человек, но само понятие, сама идея истины по сути своей соотносится с конечностью здесь- бытия, присутствия, более того, лишь в ней находит она свой подлинный исток. Для Бога нет вопроса об истине, так же как для слонов или собак. Вопрос об истине встает вообще только для присутствия. Метафизика, основанная на Dasein!

С этим поспорить трудно. Но как обстоит дело с предполагаемой вечностью познанного? Хайдеггер копает дальше:

Я ставлю контрвопрос: … откуда нам известно об этой вечности? … Разве не возможна эта вечность только лишь на основе внутренней трансценденции самого времени?

Внутренняя трансценденция самого времени? Что Хайдеггер имеет в виду? Всё просто: будучи текучим, время перманентно указывает за пределы самого себя, в этом-то и состоит его подлинное существо для Dasein:

В сущности времени [заложена] внутренняя трансценденция, а именно: время есть не только то, чту делает ее возможной, но и оно само имеет вид горизонтали, то есть я в своем будущем действии, или же в действии воспоминания, всегда обозреваю одновременно горизонт настоящего, будущего и прошедшего, здесь имеется … временная определенность, внутри которой изначально конституируется нечто вроде постоянства субстанции.