Дэвид Эдмондс - Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

После 11 сентября, когда стало ясно, что в мире есть люди, готовые пойти на массовое убийство гражданского населения, бомба с часовым механизмом из предмета этического спора стала практической реалией общественной важности. Выдающийся профессор права Алан Дершовиц шокировал либеральную публику, написав книгу, в которой предложил идею «ордера на пытки», который бы в некоторых исключительных обстоятельствах выдавался правительством дознавателям [72] Dershowitz A. Why Terrorism Works. New Haven, CT: Yale University Press, 2002. P. 141. . С тех пор достоянием общественности стали некоторые скандалы с пытками, в том числе пытками водой агента Аль-Каиды Халида Шейха Мохаммеда, которого считали организатором терактов 11 сентября.

На сценарий с тикающей бомбой деонтологии обычно дают один из пяти ответов.

Во-первых, есть те, кто отрицают тот факт, будто «тикающая бомба» вообще отражает возможную эмпирическую реальность. В действительности угрозы обычно не являются неминуемыми: нет крайнего срока, нет неизбежной угрозы. В реальной жизни мы не могли бы знать наверняка, что многие люди умрут. Кроме того, пытка может оказаться неэффективной или, хуже того, контрпродуктивной, выбив ложные признания. Также могут быть другие, законные пути получения надежной информации, как и некоторые другие способы разрешения кризиса [73] Следует указать на то, что по крайней мере один известный антиутилитарист, Бернард Уильямс, назвал эту защиту абсолютистской позиции «уклонением от обязанностей». См.: Williams B. Utilitarianism and Moral Selfindulgence // Moral Luck. Cambridge: Cambridge University Press, 1981. P. 43. .

Во-вторых, некоторые деонтологии готовы отстаивать логический вывод из абсолютистской позиции: они продолжают отрицать допустимость пыток, независимо от того, сколько жизней можно спасти.

В-третьих, и это, возможно, наиболее стандартный взгляд, существуют деонтологии, доказывающие, что, если последствия неприменения пыток действительно катастрофичны (и ведут, к примеру, к смерти тысяч людей), тогда запрет на пытки должен сниматься.

В-четвертых, некоторые деонтологии утверждают, что террорист, заложивший бомбу с часовым механизмом, в нравственном смысле может стать объектом пыток, если это единственный способ получения жизненно важной информации. Другими словами, нет ограничений на пытки такого человека. Дело не в том, что возможные последствия взрыва перевешивают любое ограничение; скорее, террорист сам своими действиями отказался от права на то, чтобы к нему не применяли пытки, так что его допустимо пытать, даже если бомба, за которую он отвечает, угрожает жизни всего лишь одного человека [74] Это позиция Джеффа Макмахана. Я благодарен профессору Макмахану за его чрезвычайно полезные комментарии к этой главе. .

В-пятых, есть те, кто решительно отказываются рассматривать сам этот сценарий, полагая, что допустимость пыток вообще не должна быть предметом дискуссий: тот факт, что мы рассматриваем их как возможность, отражает упадок духа и разложение культуры. Один философ говорит об этом так: «Общество в значительной степени определяется тем, что в нем является необсуждаемым. Например, в нашем обществе нельзя обсуждать то, должны ли мы поработить наше чернокожее население… вещи, которые мы считаем необсуждаемыми, — это вещи, к которым мы относимся так, словно бы у них не было двух сторон» [75] Интервью Рай Гайта для сайта Philosophy Bites: www.philo-sophybites.com. . Пытка — один из таких предметов, то есть это тема, у которой только одна сторона.

История с похищением, устроенным Гэфгеном, максимально близка, насколько это вообще возможно для реальной жизни, к клише с тикающей бомбой, пусть даже параллель все равно далеко не полная, поскольку, как выяснилось, применение пыток к похитителю все равно оказалось бессмысленным. Якоб был уже мертв, поэтому ничью жизнь спасти было нельзя. Однако этот случай все-таки прекрасно иллюстрирует столкновение между деонтологической и консеквенциальной этикой.

Это столкновение является общераспространенным литературным сюжетом. В трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде» действие вращается вокруг решения Агамемнона о том, приносить ли в жертву старшую дочь Ифигению. Если он принесет ее в жертву, богиня Артемида перестанет манипулировать стихиями и утихомирит ветер, который удерживает флот Агамемнона в порту, позволив тем самым войскам Агамемнона направиться к главному врагу, Трое, и подавить мятеж, которым она грозит. (Через какое-то время Ифигения решает эту проблему, принеся себя в жертву.)

В «Братьях Карамазовых» Достоевского его герой Иван обращается к своему брату с такими словами:

Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги! [76] Достоевский Ф. Братья Карамазовы. М.: Художественная литература, 1973. С. 270.

Задача о вагонетке ориентирована на подобные дилеммы. Учение о двойном последствии, используемое в вагонеткологии, является, если говорить на техническом жаргоне, определенно неконсеквенциональным, поскольку оно вводит различие между двумя действиями, у которых одинаковые последствия. У УДП много деонтологических родственников. Многие философы утверждают, что существует различие между негативными и позитивными обязанностями, между совершением действия и допущением (например, убийством и допущением того, что кто-то умрет), а также между действием и бездействием. Так, Филиппа Фут утверждает, что не суметь спасти чью-то жизнь (например, за счет пожертвования) — далеко не так плохо, как действительно отнять у кого-то жизнь: «Мы не склонны думать, что поступили бы не лучше убийц, когда бы мы, вместо того чтобы отложить деньги для передачи их в качестве пожертвования таким организациям, как Oxfam или Care , потратили их на нечто приятное, например хорошее зимнее пальто» [77] Foot P. Killing and Letting Die // Moral Dilemmas. Oxford: Clarendon, 2002. P. 79. .

Те, кто отвергают такие различия, обычно применяют следующую стратегию для их дискредитации. Они описывают пару случаев, к которым рассматриваемое различие можно было бы применить, несмотря на то, что во всех иных отношениях они были бы тождественными, так что ни один разумный человек не счел бы их разными в том или ином морально значимом смысле.

Например, рассмотрим различие между действием и бездействием. Нам говорят, что некоторые действия хуже бездействия. Предполагается, что убить — хуже, чем не суметь спасти жизнь. Но представим теперь двух людей, Смита и Джонса, которые получат большое состояние, если умрет их племянник. Однажды вечером Смит прокрадывается в ванную, где племянник принимает душ, и топит его, представляя случившееся в качестве несчастного случая. В альтернативном сценарии Джонс также прокрадывается в ванную: он готов утопить племянника, но именно в этот момент мальчик поскальзывается, ударяется головой и тонет сам. Джонс видит, что он умирает. Вряд ли можно сказать, что есть какое-то моральное различие между Смитом и Джонсом, пусть даже Смит действует, тогда как Джонс просто пренебрегает действием (позволяет умереть). Аргумент против такого различия утверждает, что в конечном счете нет фундаментального морального различия между действиями и бездействиями [78] Это пример из работы Джеймса Рэчелза: Rachels J. Active and Passive Euthanasia //New England Journal of Medicine. 1975. Vol. 292. No. 9. P. 115; переиздано в: Steinbock B ., Norcross A. (eds). Killing and Letting Die. New York: Fordham University Press, 1994. .