Дэвид Эдмондс - Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Итак, мысленных экспериментов в философских текстах всегда было достаточно. И вряд ли все они вместе являются главной мишенью для вагонеткофобов. Возможно, что последним не нравится их применение конкретно в сфере морали. Но даже это кажется натяжкой: знаменитые моральные философы самых разных традиций — утилитаристы, кантианцы, аристотелики — использовали мысленные аргументы для доказательства своей мысли или для иллюстрации.

Действительно, существуют сомнения относительно надежности наших интуиций, выявляемых в сценариях с вагонетками (см. главу 10). Некоторые задачи с вагонетками настолько вычурные, что неясно, как нам на них реагировать. Кроме того, даже те сценарии, которые вызывают почти что одинаковые реакции, необычны или искусственны, так что их применимость за пределами академических аудиторий еще надо доказать. Странные случаи не обязательно должны быть надежными ориентирами в более простых ситуациях.

Однако наиболее суровые критики вагонеткологии желают ударить по ней на еще более глубоком уровне. Вагонеткология занимается тем, что должны делать люди. Должны ли они перевести вагонетку на другой путь? Должны ли они столкнуть толстяка? Однако существует восходящая к Аристотелю традиция, в которой подчеркивается иной вопрос. Важнее не то, что делают люди, а то, какой у них характер. Какие они — смелые или трусливые, щедрые или мелочные, верные или бесчестные? Какими добродетелями и пороками они обладают? [200] Конечно, характер не является чем-то совершенно отличным от поступка. С точки зрения Аристотеля, характер говорит о предрасположенности к поступкам. Как поступил бы смелый человек или мудрый? Но также характер предполагает чувство. Смелый человек действует с определенным чувством.

Мысль о том, что добродетельный человек может взвешивать издержки и выгоды от пинка, которым сталкивают толстяка, является, по крайней мере по мысли Бернарда Уильямса, самопротиворечивой. Как он утверждает, практическая мысль не может быть «трансцендентальной по отношению к опыту» [201] Williams B. Moral Luck. Cambridge: Cambridge University Press, 1981. P. 51 (статья под названием «Утилитаризм и моральное потворство самому себе» («Utilitarianism and moral self-indulgence»)). . Иными словами, щедрый человек — это просто тот, у кого есть мотив поступать щедро и кто именно так и поступает. Бессмыслица — называть человека, скажем, честным, если такой человек готов поступить бесчестно всякий раз, когда того требует утилитаризм.

Филиппа Фут, ставшая вопреки своей воле основателем вагонеткологии, возможно, согласилась бы с этим. Она и ее подруги, Элизабет Энском и Айрис Мердок, способствовали воскрешению этики добродетели. Мердок приводит вымышленный пример, который часто цитируют. Мачеха, которой, судя по всему, движут зависть и высокомерие, крайне низкого мнения о своей приемной дочери. Она считает эту приемную дочь грубой, неразвитой, лишенной достоинства и утонченности. Но потом, после тщательного размышления, она начинает смотреть на эти черты иначе: теперь приемная дочь выглядит уже не недостойной, а спонтанной.

Естественно, в результате этой перемены точки зрения мачеха начинает вести себя иначе со своей приемной дочерью. Но это поведение является вторичным по отношению к точке зрения, причем тяжелая моральная работа совершается именно тогда, когда достигается такая правильная точка зрения. В своей книге «Никомахова этика» Аристотель различает два типа мудрости. Существует теоретическая мудрость, но существует также и «phronēsis», что обычно переводят «практической мудростью». По мысли неоаристотеликов, человек с phronēsis'ом способен чувствовать, что именно нужно сделать.

Инстинкты вагонетколога напоминают инстинкты ученого, по крайней мере, в следующем. Вагонетколог желает определить, какие моральные различия важны, хочет потрогать и промерить, взвесить и сравнить наши интуитивные представления. Он стремится использовать «чистые» случаи, чтобы помочь нам проложить моральный курс в запутанном мире. Но аристотелики представляют моральную сферу совсем не так. Человек с phronēsis'ом не обладает каким-то моральным алгоритмом, он не овладел нравственностью за счет ее абстрактного исследования. Скорее, у такого человека есть, если использовать замечательное выражение одного философа, «ситуационная оценка» [202] См.: Wiggins D. Deliberation and Practical Reason //Rorty A. (ed.), Essays on Aristotle's Ethics. Berkeley: University of California Press, 1980. P. 233. .

Если пройти эту линию рассуждения до конца, мы встретим морального партикуляриста [203] Лучше всего эта позиция представлена и доказана у Дэнси ( Dancy J. Moral Reasons. Oxford: Blackwell, 1993). В некоторых важных отношениях партикуляристская позиция представляется проблематичной. Например, если мы принимаем ее, неясно, как мы могли бы выбрать одно из нескольких суждений о том, что является морально приемлемым в той или иной частной ситуации. . По его мнению, не существует правильных моральных максим или принципов, будь они консеквенциальными (вроде принципа «всегда максимизируй счастье») или же деонтологическими («никогда не лги»). Каждый случай уникален. Конечно, существуют релевантные моральные соображения — например о том, предполагает ли то или иное действие ложь и приведет ли оно к страданиям. Иногда моральный партикулярист готов отослать к учению о двойном последствии. Но не существует точных, раз и навсегда установленных правил, в лучшем случае есть лишь те или иные практические правила. Этическое мышление невозможно систематизировать так, как того желает специалист по вагонеткологии. Проект последнего, следовательно, с самого начала обречен на провал.

Это важные возражения, которые вагонеткология должна принять во внимание. Но можно заподозрить наличие еще одного, более тривиального и еще менее справедливого возражения. В определенном смысле задача о вагонетке, будь она проклята, слишком уж смешна, и эта ее забавность несовместима с интеллектуальным весом. Она похожа на головоломку, которую можно было бы опубликовать в газете на специальной странице рядом с судоку. Питер Сингер — один из тех философов, что обеспокоены сведением «философии… до уровня решения шахматной задачи» [204] См. интервью с Сингером в: Edmonds D., Warburton N. (eds). Philosophy Bites. Oxford: Oxford University Press, 2010. P. 26. . Хотя раньше он любил шахматные задачи, теперь он говорит, что «есть вещи поважнее» [205] Ibidem. .

Это представляется весьма суровым обвинением, если оно обращено на такого философа, как Камм, которая посвятила всю свою философскую жизнь задачам и загадкам с вагонетками. Каковы бы ни были мотивы профессора Камм, это уж точно не развлечение. «Меня всегда удивляет, когда люди говорят: "Ой, какой прекрасный аргумент. Это было забавно". "Забавно"? Правда забавно ? Это серьезное дело… Если бы мы работали над ракетой в НАСА и успешно запустили ее, мы бы не сказали: "Ну, это было забавно!"… Это было впечатляюще — вот как надо было бы сказать!» [206] Voorhoeve A. Conversations on Ethics. Oxford: Oxford Univer-sity Press, 2009. P. 35. .