Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Ведущей фигурой движения был Шарль Пеги, основатель и редактор знаменитого литературного журнала Cahiers de la Quinzaine , в котором были опубликованы многие из наиболее важных произведений французской литературы первого десятилетия XX в., в том числе «Жан-Кристоф» Ромена Роллана и работы Анатоля Франса и Жюльена Бенда. В 1911 г., за три года до смерти Пеги в бою в 1914 г., появилась его «Мистерия о милосердии Жанны д’Арк». Во многом именно благодаря влиянию и агитации Пеги Жанна д’Арк была канонизирована Римской католической церковью в 1920 г. Осуществленный этим мыслителем синтез католицизма и патриотизма сильно повлиял на философа Жака Маритена и его жену Раису. И после 1918 г., когда французы пытались прийти в себя после бессмысленной резни Первой мировой войны, вокруг супругов Маритен образовалась имевшая немалый авторитет группа писателей и мыслителей [39] См.: [Maritain, 1942, 1945]. История Маритенов и того, как они «собирали» вокруг себя интеллектуалов, симпатизировавших их идеям, рассказана в издании: [Barré, 2005]. .

К послевоенному движению католического возрождения ( renouveau catholique ) примкнули художники (например, Жорж Руо), композиторы (Шарль Турнемир и Франсис Пуленк), а также такие писатели, как Поль Клодель, Жан Кокто, Франсис Жамм, Шарль дю Бо, Габриэль Марсель и Франсуа Мориак [40] См. исследование: [Schloesser, 2005]. . С их опытами можно ознакомиться по необычному изданию Chroniques , первый том которого вышел в 1925 г. под редакцией Клоделя, Кокто, Жакоба, Маритена и – как ни странно – Гилберта Кийта Честертона. Каждый из них был в то время истово верующим католиком. Для французского национализма настали непростые времена, когда другое, более светское, а иногда и откровенно атеистическое течение начало набирать влияние. Таково было воинствующее монархическое движение «Аксьон Франсез», вместе с одноименным журналом основанное Шарлем Морассом в 1898 г. и усилившее свои позиции в первые два десятилетия XX в. Морасс был антисемитом, с энтузиазмом поддержавшим осуждение капитана Дрейфуса. У него была склонность к насилию, и за угрозы убийства видным политикам он заработал себе тюремный срок.

Кризис, который принесла с собой Вторая мировая война, с капитуляцией французов и установлением режима Виши, означал, что идея французского национализма была запятнана коллаборационизмом. Значительная часть послевоенной французской литературы стала реакцией на него. Морасс, например, сотрудничал с режимом Виши и был судим после войны за пособничество и поддержку врага. В его случае смертный приговор был заменен пожизненным заключением, хотя другим интеллектуалам из его движения повезло меньше. Один из них, писатель Робер Бразийак с крайне антисемитскими взглядами, был расстрелян, несмотря на то что генералу де Голлю направили прошение о помиловании, подписанное многими важными писателями того времени, в том числе Полем Валери и Жаном Кокто. Писатели после войны делились на невиновных и виновных. При этом первые часто были самозванцами, многие из которых наспех выдумывали историю своего участия в Сопротивлении. На более явных коллаборационистов, таких как Морасс, Бразийак и романист Дриё ла Рошель, ополчилось население, собственная невиновность которого во многих случаях была результатом перетасовки фактов [41] Властям вишистской Франции и немецким оккупантам на других территориях страны было направлено как минимум 5 млн доносов (см.: [Halimi, 1983]). .

Неудивительно поэтому, что бо́льшая часть французской литературы военного времени посвящена тонкостям предательства, совершаемого людьми, которые чаще были готовы сложить оружие ради собственной безопасности, чем отдать жизнь за ближнего. Вспомним знаменитую повесть Мопассана «Пышка» о том, как группа респектабельных буржуа пожертвовала проституткой – единственным патриотом среди них, заставив отдаться немецкому офицеру. Или возьмем два сильных романа, написанных между мировыми войнами: «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанда Селина и «Зеленая кобыла» Марселя Эме. В первом произведении описывается нравственный хаос Первой мировой войны, а во втором – взаимное предательство соседей во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. В обоих мы видим страну, расколотую подозрениями, находящуюся в поисках патриотизма, который так часто, кажется, ускользает от нее, и по-видимому, лишенную духа жертвенности, который оживляет (сколько бы ни было в нем ностальгии и самообмана) английскую литературу времен Первой мировой войны.

Ярким примером травмы может служить писатель Пьер Дриё ла Рошель. Он храбро сражался в Первой мировой войне, был трижды ранен и награжден Военным крестом. Благодаря этому опыту ла Рошель стал одной из ведущих фигур в литературе межвоенного Парижа. Но у него не было вкуса к католическому возрождению, и в течение следующих 20 лет он вел беспорядочную жизнь, посвященную соблазнению женщин и сочинению мрачных романов, в которых женщины и их сексуальность занимают центральное место. Он отверг националистические идеи, которые, как он полагал, привели к Первой мировой войне, и выступал за объединенную Европу и новый интернационализм как единственный путь к мирному будущему.

Сначала Дриё поддержал коммунистов как очевидных сторонников идеи интернационализма и вступил в партию вместе со многими своими современниками. Когда он вышел из партии и объявил себя фашистом, произошло это не потому, что он отказался от того, во что когда-то поверил. Международный социализм, который привлекал его в Коммунистической партии, теперь лучше всего выражали растущие фашистские партии в Германии и Италии. И вряд ли писателя можно винить за такой образ мыслей, коль скоро к этому времени нацисты и коммунисты заключили свой секретный союз. Своего рода жажда смерти, отвращение к жизни объединяют интернационалистскую политику и нездоровый опыт такого персонажа, как Дриё [42] См.: [Vandromme, 1958]. . Самоубийство, которое он в итоге совершил и которое спасло его от суда за измену, уже крылось в ennui [43] Опустошенности (фр.). – Примеч. пер. и nostalgie de la boue [44] Тоске по грязи (фр.). – тяге к разложению и пороку. Автором идиомы считается французский драматург Эмиль Ожье. – Примеч. пер. , наполнявших страницы «Мужчины, увешанного женщинами», в самом названии которого отразился разрыв между сексом и любовью, определивший опыт Дриё. Его жизнь, как и его искусство, свидетельствовали о духовном опустошении, от которого он тщетно искал политического средства.

Усилия Пеги, Маритена и их последователей, нацеленные на то, чтобы католицизм и национализм слились друг с другом в крепких объятиях, были неприемлемы не только для таких людей, как Дриё ла Рошель, но и для обычных левых интеллектуалов. Многие из них были неверующими: во французской культуре уже прорастали семена деизма, посеянные Огюстом Контом, и атеизма, которые заронили Золя, Прудон и Жорж Сорель. Влияние марксизма ощущалось во всем обществе, а после Октябрьской революции Французская коммунистическая партия начала быстро расти, привлекая в свои ряды многих ведущих интеллектуалов, в том числе писателя и поэта Луи Арагона, художника Пабло Пикассо и основоположника сюрреализма Андре Бретона.