Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

О том, что Дикеарху принадлежали две (или три) книги «О душе» и трактат «Нисхождение в пещеру Трофония», узнаем от Цицерона, который просит своего друга прислать ему эти книги ( Письма Аттику 13.31.2, 13.32.2 и 13.33.2, фр. 11А-С, ср. Афиней, Пирующие софисты 567е, 641е, фр. 80–81). Значит, во времена Цицерона эти тексты были еще доступны, и римский оратор нередко высказывался о Дикеархе с уважением ( Письма Аттику 2.2.2, 2.12.4, 13.30.2, фр. 8-10). О содержании книг у нас имеется лишь несколько косвенных свидетельств.

Наиболее сложным из них выглядит фраза из трактата Ямвлиха о душе, сохраненная Стобеем (фр. 23 Mirhady). Этот комплексный фрагмент подробно разбирают в своем комментарии Финамор и Диллон (Finamore-Dillon 2002, 95-100). Светоподобной материальной субстанцией считает душу Гераклид Понтийский, упоминаемый Ямвлихом далее в его трактате (фр. 26 Finamore-Dillon, пер. Афонасин 2012) [186]. Эфирной, по свидетельству Тертуллиана ( О душе 5.1) и Макробия ( Сон Сципиона 1.14.20), первым назвал душу перипатетик начала II в. до н. э. Критолай, возглавлявший Академию до Карнеада. Термин «энделехия», приписываемый Аристотелю Теофрастом (см. Епифаний, Против ересей 3.31–32) и означающий здесь «сущностное совершенствование божественного тела», должно быть указывает на главное свойство души — вечное движение. Так же этот термин определяется Цицероном ( Туск. 1.10) и Филоном Александрийским ( О сновидениях 1.30). Состоящая из той же субстанции, что и небеса, душа обладает тем же фундаментальным свойством — вечным круговым движением. Вероятно, из этой исходной идеи затем возник неологизм «энтелехия» («душа есть первая энтелехия естественного тела», Аристотель, О душе 412b5), однако не исключено, что некоторые перипатетики не последовали за своим учителем, что и нашло отражение в доксографической традиции. Основное свойство души в качестве источника движения всемерно подчеркивается и в фр. 21 А (из Немесия), правда здесь употребляется термин «энтелехия», что позволило некоторым издателям, в частности Мирхади заменить «энделехию» без всяких пояснений на «энтелехию» и у Ямвлиха (Mirhady in Fortenbaugh-Schütrumpf 2001, 25), что не оправданно. Подробнее Ямвлих пишет об этом в другом месте своего трактата:

«Кому не знакомо перипатетическое учение, согласно которому душа, сама оставаясь неподвижной, оказывается причиной всякого движения? Но если неподвижное недейственно, то недейственное начало (ἀνενέργητον) в душе будет зачинателем действия. И если, как говорят некоторые, действие (ἐνέργεια) есть цель, связь (συνοχή), единство и надежная причина движения, и если, по словам Аристотеля, неподвижная энтелехия души крепко удерживает это действие в себе (ταύτην ἐν ἑαυτῇ συνείληφεν), тогда все то, что осуществляется во всех действиях живых существ, будет происходить от такого совершеннейшего действия» [187].

Согласно Александру Афродисийскому, душа остается неподвижной потому, что она есть форма для тела ( Комментарий к «О душе» 21.22–24.17). Ямвлих должно быть считает, что комментаторы ошибочно истолковывают учение Аристотеля. Он не согласен с тем, что неподвижное и недейственное (неактивное) начало само может стать причиной действия. Активность — это свойство ума.

Вероятно, Дикеарх в общих чертах разделял общеперипатетическое представление о душе. По крайней мере, он нередко упоминается в паре с Аристотелем (см., прежде всего, фр. 20). Однако позиция Дикеарха более радикальна и в этом качестве он занял довольно противоречивое место в доксографической традиции. То он полностью отрицает ум и душу, то признает за ними способность предвидеть будущее, то он считает душу настройкой или слаженностью («гармонией»), то оказывается, что это мнение в действительности принадлежит Аристоксену. В результате в литературе сформировались диаметрально противоположные представления о том, каково же истинное учение Дикеарха. Одни авторы, такие как Готтшальк (Gottschalk 1970) и Шарплс (Sharples 2001), заняли крайнюю скептическую позицию, другие, прежде всего В. Кастон (Caston 2001), находят способ согласовать доступные нам свидетельства между собою.

Конечно, значительная часть наших свидетельств — это лишь каталоги мнений, которые вполне могут содержать неточности. Остальные свидетельства происходят из полемических текстов, направленных против атеистов и материалистов, и в этом качестве еще более проблематичны. И все же мы можем ожидать, что в них нашла отражение дискуссия о природе души, которая должно быть разворачивалась в Ликее.

Прежде всего, это относится к проблематичной идее о том, что душа — это «гармония», идее, отвергнутой Платоном в Федоне (85е-86ф. Один из наших доксографов вспоминает Дикеарха именно в этом контексте (фр. 20 В, из Немесия). Если душа подобна настройке инструмента, то она конечно же не может существовать независимо от него, если только ее не понимать в математическом смысле как некий абстрактный строй, что, в общем-то и делали некоторые пифагорейцы [188]. В этом же направлении развивает мысль Порфирий:

«Точно так же обстоят дела и с настроенными струнами: если расположить их на существенном расстоянии друг от друга, и поместить по соломинке (κάρφος) на каждую из них и на другие, близко друг к другу расположенные, — лишь бы эти последние друг с другом не строили, — и ударить по одной из созвучных струн, то далекие струны начнут вибрировать и сбросят соломинки, тогда как близкие так и останутся неподвижными и „бесстрастными“ (ἀπαθῶν), так как не было созвучия; и расстояние не помешало сонастроенным струнам достигнуть „сообщения“ (ὁμοπάθεια), а близость не заставила преодолеть „разобщенность“ (ἀσυμπάθεια) у несозвучных струн [189]. Точно так же органическое живое существо, настроенное на подходящую душу, сразу в себе несет нечто, обеспечивающее симпатию с той душой, которая им воспользуется [190]. Согласие же с тем, а не иным [телом] обусловлено либо предыдущей жизнью (προβιοτή), либо вращением космоса, сводящим подобное с подобным [191]( О том, как одушевляются эмбрионы 11.4; Афонасин 2013, 218–219)».

Однако придерживался ли Дикеарх такого воззрения или же оно безосновательно приписывается ему в поздних источниках (фр. 21 А-В, из Немесия, 22, из Мелетия) потому, что доксографы перепутали его с кем-то еще, и прежде всего с его коллегой по школе Аристоксеном (Gottschalk 1971, 185 ff.)? В самом деле, по каким-то причинам Цицерон почти всегда говорит о Дикеархе вместе с Аристоксеном и все, что относится к музыкальной гармонии, у него недвусмысленно приписывается Аристоксену. Напротив, он неоднократно подчеркивает, что по мнению Дикеарха души, или ума (animus) вообще не существует. Чтобы увидеть это, следует обратиться к фр. 14, где Дикеарх оказывается последним в списке, после медиков, стоиков и Аристоксена, в качестве приверженца экстремальной идеи о том, что «ум — это ничто». Нечто подобное читаем и в фр. 15, где мнение о душе как ладе приписано, по-видимому, лишь Аристоксену, а Дикеарх обвиняется в «бездушии». То же самое наблюдаем и в важном фр. 19, о котором речь впереди. Правда, в фр. 16 Цицерон эксплицитно приписывает «Дикеархову» идею о том, что «нет никакого ума вообще» также и Аристоксену. Напротив, другие и, очевидно, независимые, авторы, такие как Секст Эмпирик (фр. 18), платоник Аттик (фр. 20), Тертуллиан (фр. 25) и Симпликий (фр. 26) ничего не знают ни об Аристоксене, ни о душе как гармонии, приписывая Дикеарху лишь мнение об отсутствии души. Ничего не знает об этом и «стандартная» доксография о душе (фр. 28–29), в один голос, причисляя Дикеарха (наряду с Демокритом, Аристотелем и Эпикуром) к тем, кто не верил в бессмертие души. И на этом фоне уже совершенно непонятными кажутся несколько высказываний Цицерона о том, что Дикеарх признавал божественную одержимость, допускал предвидение будущего и вещие сны, и вообще, наряду с Аристотелем, считал душу причастной божественному (фр. 3132). Причем, с Цицероном в этом согласны Псевдо-Плутарх и Псевдо-Гален (фр. 30), и по нашим сведениям у Дикеарха были сочинения о мантике и оракулах: Цицерон говорит, что Дикеарху принадлежала большая книга «о том, что лучше не знать будущее» (фр. 32), а Афиней, как уже упоминалось, сообщает о его работе «Нисхождение [в пещеру Трофония]» (Афиней, Пирующие софисты 567е, 641е, фр. 80–81).