Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

В связи с этим следует прочитывать два замечания Цицерона и одно Плутарха (фр. 33–35), в которых Дикеарх представлен человеком, осуждающим не только пустословие и политические интриги. В равной мере его раздражают лень и нежелание продуктивно заниматься публичными делами. Поэтому наместнику не следует слишком долго «прохлаждаться» в провинции, а гражданину надлежит быть благожелательно настроенным ко всем людям, не только к лучшим, ведь лишь подобное отношение к согражданам позволит ему эффективно участвовать в публичных делах.

Следуя примеру своего учителя, Дикеарх обращается к универсальной истории человечества и, как Аристотель до него, не только выделяет стадии в развитии цивилизации, которая начинается с древнейших «первых людей», затем переходит в стадию «охотников и пастухов», наконец, в современное состояние, где определяющую роль играет земледелие и ремесла, но и предпринимает попытку найти движущие причины этого процесса (фр. 53-56А-В). Сама по себе схема традиционна, по крайней мере, со времен Гесиода. Именно так ее представляют себе Варрон (фр. 54–55) и, в несколько ином аспекте, Порфирий (фр. 56А). В сохранившихся свидетельствах ни разу не упоминается популярная в Античности теория о периодических катаклизмах, вроде потопа, которые заставляли людей все начинать заново, однако она играла важную роль в рассуждениях Аристотеля ( Протрептик , фр. 8 Ross, О философии , фр. 8 Ross и др., см. Афонасин 2017b, 571–572) и можно не сомневаться в том, что Дикеарх также ее принимал, отмечая, в частности, что ни одно природное бедствие не принесло людям столько бед, сколько сами люди друг другу и даже написал книгу «О человеческой погибели» (фр. 78), в которой собрал сведения о самых разных природных катаклизмах, начиная с потопа и эпидемий и заканчивая чрезмерным увеличением популяции диких животных.

Порфирий неоднократно отмечает, что он более или менее близко к тексту пересказывает мнение Дикеарха, хотя, конечно же, помещает его рассуждения в контекст своего труда, посвященного вегетарианству. Так, приведенная в тексте цитата из Гесиода не предполагает, что во время Золотого века люди не ели мяса. Такой вывод сделал Порфирий или Дикеарх до него. Точно так же, рассуждения о недопустимости убийства «одушевленных» существ звучат слишком по-пифагорейски, чтобы принадлежать Дикеарху, который, как известно, отрицал существование души. Наконец, Порфирию, не Дикеарху следует приписать замечание о том, что древние люди были более совершенными по природе, несмотря на перипатетический термин «материя», совершенно неудивительный для неоплатоника.

Напротив, эксплицитно приписываемое Дикеарху предложение «оставить в стороне избыточные мифы и сосредоточиться на естественнонаучных размышлениях» вызывает интерес, также как более чем сдержанная оценка Варроном (фр. 54) жизни «первых людей», которые питались лишь тем, что случайно давала земля, то есть довольствовались лишь самым необходимым (хотя отсутствие излишеств благотворно сказывались на их здоровье). Взяв за основу знаменитую историю Гесиода, Дикеарх должно быть использовал ее в перипатетическом духе как «мнение» предшественника, на котором можно построить новую и более достоверную теорию, ведь именно так постоянно поступал Аристотель. Если за идеализацию золотого века ответственен Порфирий (что вполне соответствует поставленной им задаче), то, с учетом двух свидетельств Варрона, кажется естественным предположить, что Дикеарх полностью меняет перспективу: золотой век — это древнейший период в истории человечества и наиболее приближенный к «природе», однако естественное стремление к развитию позволило людям перейти на второй (пастушеский) и, затем, третий (земледельческий) этап, каждый раз сохраняя все то, что им удалось достигнуть на предыдущих этапах. То есть идея постепенной деградации человечества сменилась представлением о поступательном движении и даже верой в необходимость этого процесса: «Затем в течение длительного времени они продвигались (processemnt) на этом этапе до тех пор, пока не достигли нашего времени» (фр. 54). Причем, этот процесс может повторяться неоднократно, учитывая то обстоятельство, что люди «вечно существовали и вечно будут существовать в этом вечном мире» (фр. 53), и разные народы, в силу исторических и природных причин вели и ведут как пастушеский, так и земледельческий образ жизни, а некоторые успешно сочетают эти два способа добывания пищи (Аристотель, Политика 1256а30 сл.).

Пифагорейская идея одушевлённости и родства всего живого вряд ли была близка Дикеарху, однако к нашему перипатетику вполне может восходить морально-правовой аргумент Порфирия, который в заключение нашего фрагмента отмечает, что оборотной стороной развития оказалась возможность иметь больше, чем необходимо, что привело к соперничеству между людьми. Соперничество, в свою очередь, нередко перерастало в разного рода насилие, крайними проявлениями которого стали война, убийство и «несправедливое отношение к животным». Остается только пожалеть, что далее эта мысль не развивается.

В эту простую, но изящную оболочку Дикеарху должно быть удалось поместить разнообразное и интересное содержание, произведшее впечатление на современников и потомков. К слову сказать, он придерживался той же схемы не только в «Жизни Эллады», но и, если верить Иерониму (фр. 56В), в своей книге «Древности». Фр. 57 (о происхождении обычая делить еду на порции) служит прекрасной иллюстрацией к идее о том, как могут меняться нравы по мере оскудения стола, а из следующего фр. 58 узнаем, что еще древние египтяне законодательно стремились противостоять стремлению людей к чрезмерному обогащению. Кстати, из этого же фрагмента следует, что примерно тогда же люди приручили лошадь. Фр. 59–61 показывают, что Дикеарх уделял внимание относительной хронологии и, прежде чем перейти к Греции, счел нужным обратиться к истории других народов. Дошедшие до нас отрывочные сведения позволяют заключить, что в поле зрения Дикеарха оказались такие разнообразные предметы, как география Средиземноморья, нравы и обычаи различных регионов, история Эллады с древнейших времен и вплоть до современных ему событий, поэзия, танцы, литература, театр и, наконец, обыденная жизнь эллинов (фр. 62–85).

Сохранившиеся свидетельства позволяют отдельно выделить данные о занятиях Дикеарха политической теорией, литературной критикой и географией. Суда и Цицерон говорят, что Дикеарх писал политии. Упоминается четыре: Спартанская, Пелленская, Коринфская и Афинская (фр. 2, 9), причем, они были доступны еще Цицерону. Он же сообщает, что хотел бы написать политическое рассуждение в форме диалога, подобное Олимпийскому диалогу Дикеарха (фр. 10, ср. 85). Сохранился фрагмент сочинения Дикеарха «Трижды политик [Диалог о трех полисах]» (фр. 87), посвященный спартанской традиции коллективного застолья, что конечно же обусловлено источником фрагмента, Афинеем. Конспект неизвестной книги о политике в Библиотеке Фотия (фр. 88) примечателен тем, что разбираемый там смешанный вид политии, «объединяющий в себе черты царского, аристократического и демократического видов правления так, чтобы каждый из этих видов вносил в нее свои чистоту и совершенство», называется δικαιαρχικόν. Правда, большинство исследователей преодолевают искушение увидеть в этом указание на нашего перипатетика, полагая, что «дикеархический» означает всего лишь «справедливо управляющийся». Заметим, что такую же игру слов использует в фр. 8 Цицерон, несправедливых правителей своего времени называя ἀδικαίαρχο. Мне представляется, что подобные искусственные смешанные типы правления — это конечно же признак позднейшего рационализаторства, которое, насколько можно судить по сохранившимся данным, не было свойственно Дикеарху, ориентированному на практический образ жизни (ср. фр. 33 и Huby 2001).