Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

Таким же образом объясняется и сохранение самотождественности тела при воскресении. Когда земное тело умирает, λόγος (ratio) развивается и производит тело воскресения. Ориген пишет об этом в «О началах» [491] и в трактате «О воскресении» [492].

Поясняя механизм того как семенной логос (= телесный эйдос) трансформирует материю, Ориген говорит, что логос овладевает материальными элементами, оказавшимися вблизи от упавшего в землю зерна, захватывает их своим эйдосом (формой), налагает на них свои силы (δυνάμεις), поглощает их, заменяя их собственные качества на необходимые ему:

«Ибо если мы хорошо поняли тот пример [с семенем], то надобно сказать, что семенной логос (ὁ σπερματικὸς λόγος) в зерне пшеницы, овладев окружающей материей, проникнув ее всецело, захватив ее своим эйдосом, накладывает силы (δυνάμεις), какие имеет, на то, что прежде было землею, водою, воздухом и огнем, и, преодолев их качества, изменяет их в то самое, которого он сам [логос] бывает производителем, и таким образом исполняется колос, который весьма отличен от исходного зерна величиною, формой (σχήματι) и разнообразием» [493].

Важно, что Ориген именует логос сущностным. Таким образом он прямо заявляет, что понимает его как сущностную (а не как качественную) форму. Два понятия — εἶδος σωματικόν и λόγος σπερματικός — обозначают, таким образом, два аспекта одной реальности, постулируя имманентно присущий каждому телу принцип существования, который на протяжении всех этапов жизни налагает индивидуальный отпечаток на подлежащее, на вечно меняющуюся материю, структурируя ее тем или иным образом. Поскольку рассматриваемый внутриматериальный эйдос сохраняется и после смерти земного тела, он должен быть закреплен на ином носителе. В качестве такого Ориген, возможно, предполагает тонкое духовное тело, которое остается у души всегда [494].

Учение Оригена о теле воскресения и особенно учение о телесном эйдосе подверглись в следующем поколении резкой критике со стороны Мефодия Олимпийского († 312). В целом, в рассуждениях об «эйдосе и материи» и Оригене, и Мефодий близко следуют Александру Афродисийскому [495]. Мефодий понял эйдос, о котором учил Ориген, не как сущностную , но как качественную форму и даже как просто внешнюю фигуру тела:

«Ориген полагает, что та же плоть не восстанет у души… но что качественная форма (ποιὰν μορφήν) каждого, согласно эйдосу, ныне характеризующему плоть, воскреснет, отпечатавшись на другом духовном теле (ἐν ἑτέρῳ πνευματικῷ σώματι), чтобы каждый опять казался таким же по форме (μορφήν): в этом и состоит обещанное воскресение… Значит, воскресение будет состоять в [воскресении] одного только эйдоса» [496].

Так Мефодий резюмирует мысль Оригена. Здесь и далее понятия εἶδος, μορφή, σχῆμα в устах Мефодия практически являются синонимами [497]. Равным образом «форма» (μορφή) именуется им «качественной» (ποιάν), тогда как приводившиеся нами выше отрывки из Оригена свидетельствуют о том, что он понимал «вид» как сущностную (οὐσιώδης) форму.

В своем понимании формы как «качественной» и в приравнивании эйдоса (εἶδος) к очертанию (μορφή) и форме (σχῆμα) Мефодий точно следует Александру Афродисийскому, который в трактате «О душе» писал:

«Эйдос и материя являются частями тела не так [что могут быть отсечены от него], но они вроде меди и фигуры (μορφή) у статуи (τοῦ ἀνδριάντος)… Фигура (σχῆμα) является частью статуи как нечто, дающее последней совершенство не по количеству (εἰς τὸ ποσὸν), но по качеству (εἰς τὸ ποιόν), и не как то, что может сохраняться отдельно от материи» [498].

Мефодий даже приводит пример из этого трактата. Александр, как перипатетик, учил, что материальная форма не существует в отрыве от подлежащего и что душа и тело соотносятся как эйдос и материя, вроде формы (σχῆμα) статуи и меди, из которой та сделана. Мефодий пишет:

«Эйдос плоти при изменениях разрушится первым, как фигура расплавляемой статуи (τὸ σχῆμα τοῦ ἀνδριάντος) разрушится прежде распадения целого, потому что качество не может быть отделено от материи по существованию (καθ᾿ ὑπόστασιν)» [499].

Далее в терминах комментаторов на Метафизику Аристотеля Мефодий говорит от трех видах отделения: бывает отделение «по действию и существованию» (ἐνεργείᾳ καὶ ὑποστάσει), бывает отделение «мысленное» (ἐπινοίᾳ), бывает отделение «по действию без существования» (ἐνεργείᾳ οὐ μὴν καὶ ὑποστάσε) [500]. Поскольку Мефодий воспринял эйдос как качественную внешнюю форму, для него утрачивается тождество земного и прославленного тела: это два разных тела, похожих только внешне, по наружности, а потому речь идет не о подлинном воскресении. Соответственно, Мефодий получает право обвинять Оригена в том, будто тот учил, что земное тело при воскресении заменяется на иное.

Если бы Мефодий мог знать о примере, который позднее предложит Симпликий, сравнивший изображение Александра, вырезанное на перстне, с колоссом Александра, он мог бы использовать полемике, направленной против Оригена. Мефодий сказал бы, что речь идет о качественном эйдосе, усматриваемом в двух различных материальных подлежащих, и речи о тождестве не идет.

Напротив, «плоть» для Оригена — это материальное подлежащее, уже сформированное эйдосом и находящееся под воздействием его «сил». Качества возникают в материальном подлежащем, и эйдос изменяет их в требуемые характера;. При переходе от земного тела к телу духовному меняются не особенные свойства эйдоса, но качества подлежащего [501].

Григорий Нисский (с. 335 — с. 395), который разделял ряд воззрений Оригена, как кажется, повторяет его аргументы:

«Наше (τὸ ἡμέτερον) не целиком заключается в течении и изменении (ἐν ῥύσει καὶ μεταβολῇ), ибо то, что от природы не имело бы никакой устойчивости (στάσιν), было бы совершенно непостижимо (ἄληπτον). Но согласно более точному рассуждению, нечто одно в нас устойчиво (τι ἔστηκε), а другое проходит посредством изменения (δι’ ἀλλοιώσεως πρόεισιν). Ведь, с одной стороны, тело изменяется (ἀλλοιοῦται) через возрастание и умаление, словно некая одежда (ἱμάτια), последовательно переменяемая в разные периоды жизни. Устойчив же во всех переменах (ἔστηκε διὰ πάσης τροπῆς) не переменяющийся в себе (ἀμετάβλητον ἐφ’ ἑαυτοῦ) эйдос, не утрачивающий однажды наложенных на него природой отметин (ἐπιβληθέντων αὐτῷ σημείων), но являющийся с особенными приметами (μετὰ τῶν ἰδίων ἐμφαινόμενον γνωρισμάτων) при всех переменах тела» [502].

В другом месте Григорий рассуждает о питании человеческого тела, о бурдюке, наполненном жидкостью, и его форме: