Андрей Ефремов - Пишу

Не сомневаюсь в том, что «Кавказские записки» Льва Толстого в 1852-ом году прославились в мире «новостью».

Будучи школьником, мне удавалось доставать редчайшие книги: фантастика, приключения, и даже был случай – попалась в руки уникальная для того времени книга для молодоженов американского писателя на тему секса. Много новых выражений, но вполне культурных, мы из нее узнали. Эти книги для моих друзей были «новостью» и своеобразной сенсацией. Они расходились по рукам, прочитывались залпом буквально за сутки. И возвращались мне в целости и сохранности.

«Нет таких звуков, красок, образов и мыслей – сложных и простых, – для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения». К. Г. Паустовский.

«Новостью» может быть и хорошо забытое старое. Вот что мне несколько лет назад рассказывал наш старый участковый на пенсии Валерий Нечаев:

…Особая преступность была в поселке Табага-Стройка, где находились Лесокомбинат и исправительно-трудовая колония N3. Работали и в зоне, и за зоной, условно-освобождённые, бывшие зеки. «Условники» взяли за правило быстро поладить с участковым, которого спаивали или запугивали, компрометировали, никто там долго работать не мог.

Предшественник Валерия Нечаева запил и не выходил из своей комнаты, куда его временно поселили. Зеки носили ему выпивку, а если продавец не давала водку в долг или в ночное время, участковый отдавал им свой табельный пистолет, и зеки «под конвоем» вели продавца в магазин, ей приходилось отдавать водку.

Условно-освобожденные жили в общежитии; комендант приезжал из города раз в месяц, поверхностно проверял, и, получив взятки, уезжал. Ему фиксация нарушений его условных была ни к чему. Создавалось впечатление спокойствия, и он продвигался по службе. А безнаказанные условники терроризировали весь посёлок, и, выезжая в город, совершали тяжкие преступления.

Сержант ужаснулся, наблюдая, как опытные и уважаемые оперативники иногда «раскрывают» преступления по горячим следам ради статистики. Однажды в поселке Табага-Стройка обворовали магазин путём разбития оконного стекла, позже – столовую. Прибывшие из города оперативники быстро «нашли» пацанов, один их них был натуральный дебил. Привезли его на место происшествия, дали в руки подержать осколки оконных стёкол, и эти осколки с отпечатками пальцев приобщили к делу. Одновременно инспектор ОБХСС сделав ревизию в столовой, тут же выявил недостачу. Всё списали на «дебила». Больного на голову парнишку позже отпустили, ведь его нельзя осудить, но ему крепко досталось. Такие люди были у оперов в качестве «дежурных для быстрого раскрытия преступлений».

Признания добывались и запугиванием, страхом перед расстрелом, отсидкой в камерах – «прессхатах». Часто оперативники отвозили подозреваемых в лес – якобы для того, чтобы закопать живьем или расстрелять. И ведь стреляли. Прожужжав возле уха невинного человека, пуля добивалась признания в несовершенном преступлении. У молодого участкового от всего этого волосы вставали дыбом. Надо было хорошее брать на вооружение, а плохое отбрасывать…

Большая статья вышла в газете «Якутск вечерний», а затем в подмосковном журнале «Профсоюз полиции». Я дал ей название «Легенда Якутска участковый Нечаев».

Я по жизни радиотехник, и милиционер, Благодарю Бога – ушел на пенсию не из полиции, а из милиции. В пенсионном удостоверении спецзвание обозначено «капитан милиции». Ветеран боевых действий. В младенчестве так получилось, что потерял мать, но под старость ее нашел. В школьном возрасте одно время мечтал стать лесником – хотел быть подальше от людей, сейчас понимаю – сказывалась некоторая доля аутизма; затем, помню, загорелся стать разведчиком или сотрудником уголовного розыска – это же круто!

А в раннем детстве была мечта стать радиотелемастером! Это на меня так произвел впечатление мастер, вызванный отцом, после того как я, наверное, в пятилетнем возрасте умудрился сломать сразу три вещи: абонентский громкоговоритель, карманный приемник, и радиолу. Я часто дома на весь день оставался один, бубнило радио – и там я искал «маленьких человечков», и поэтому меня часто било током.

В школе легко давались литература и русский язык, много запоем читал – это мне очень нравилось. И даже подумывал – а не написать ли и мне «нетленку»! В подсознании также многие десятилетия теплилась мысль найти родную мать.

И вот результат – все мечты в той или иной степени воплотились в жизнь. По поводу лесника разве что не вышло, тем не менее, пока здоровье имелось – был заядлым охотником: с десяти лет в одиночестве бродил с ружьем по тайге, по озерам. Хорошо ориентировался в тайге. Часто пугал приехавших на лето городских ребят что мы, якобы, заблудились в тайге – они не на шутку начинали волноваться. Мне было смешно. Сейчас, на пенсии, с самой младшей внучкой часто ездим в тайгу. Ей нравится.

Надо признаться, в жизни был еще вариант – тюрьма или зона. Бог миловал. Но память рисует такие картинки и пути, от которых иной раз становится не по себе. Старшее поколение пацанов в моем детстве было сплошь криминализовано, и это налагало отпечаток и на нас, малышей. В школе никто ни к кому не обращался по имени, только кличка. Малышня полагала – так и должно быть. Самые безобидные клички – производные от фамилий. Отсюда, собственно, и произошел мой псевдоним – Брэм: приклеившаяся по жизни детская кличка. Доходило до того, что часто не все понимали о ком идет речь, когда в компании называли мою фамилию и имя. И так часто происходит до сих пор.

В далеком детстве в нашем доме и во дворе было много ребятни, конечно же, все дружили. В соседнем подъезде проживала большая семья: мой одноклассник, его старший брат, и младшая сестренка. Отец каменщик, и мать уборщица. Сейчас я понимаю, что это была неблагополучная семья. Я нередко бывал у них, они у меня.

Гуляли большой компанией по городу, ходили в кино. Нас, дворовых, собиралось человек 10—15. И часто, выбираясь из толпы взрослых людей, например, в магазине или на проходе контроля в кинотеатре, старший являл на свет большой бумажник, небрежно откидывал в сторону паспорт, другие документы, и пустой кошелек. С деньгами же мы шли в магазин радоваться детским радостям. Как-то незаметно эта семья переехала на другое место жительства, и мы с ними потеряли связь. В подростковом возрасте начались уже другие выкрутасы.

Поначалу статьи и рассказы писал даже по ночам, дня не хватало. Это было нелегко, зато имелось огромное желание. Например, черновой вариант рассказа писал ночью за четыре часа, размером с газетную полосу. Затем идут недели и месяцы кропотливого труда: вычитка, корректировка, личная редактура. Надо признать – в то время я таких терминов даже не знал, просто писал, добавлял в готовый текст мысли.