Ирина Сергеевна Молчанова - Разрушенное время

Прикрыв плотнее ящик комода, Эмилия отправилась в прихожую. В случае, когда пожилой женщине нечем было заняться, она отправлялась в ближайший магазинчик, затем в следующий, а после ещё в один. И все это она делала, чтобы скоротать время и, возможно, пообщаться с кем-нибудь выделявшимся из толпы. Просто так Эмилия Яковлевна редко с кем заводила разговоры. Но делала исключение, когда срок ожидания роли в театре чрезмерно удлинялся. Уже полгода сцена не нуждалась в её присутствии. Будто роли старушек резко закончились. Так оно и было: репертуар местного театра актриса хорошо знала. Время требовало молодости. Старики становились ненужными всюду. Кроме своих домов, пропахших воспоминаниями.

Эмилия Яковлевна отметила резкое похолодание, что грозило непродолжительностью прогулки. И это обстоятельство также огорчало. Но влиять на них было не в её силах, даже при условии дружбы с Часовщиком. Служащие Безвременья могли поделиться знаниями, но совершать действия в мире Времени им строго возбранялось. Задумавшись о месте нахождении друга, она представила себе, насколько он счастлив, что время не топчется позади него и не подталкивает вперед. В Безвременье время есть, но только для другого мира. Для того, где не умеют им управлять в полном смысле слова.

Иллюзии окружали его с незапамятных времен. Иногда его тянуло пообщаться с ними. Но статичные проекции были лишены энергии жизни. Они всего лишь являлись силуэтами тех, на кого распространялось время. Часовщик устроился перед огромным экраном, охватывающим все пространство, вверенное его контролю, и ожидал красного мерцания, обозначавшего несвоевременное движение проекции. И красные точки все чаще мелькали, что указывало на частоту дежавю. Все большее количество людей выбились из ритма, задаваемого временем. Но только на секунды. И после они снова возвращались во временной поток. И никто из них не подозревал, что время не распределяется на все пространство. Им было привычно жить по часам.

Часовщик сделал отметку в журнале. В такие моменты он чувствовал себя преступником, выдававшим тех, кто неосознанно прервал слияние со временем. Причем под более пристальный контроль попадали лишь те люди, проекции которых выдавали большее количество тревожных сигналов. И даже среди таких невольных нарушителей временного порядка имелись исключительные персоны. Одна из них достаточно часто попадала в объектив камер. Часовщик знал, что это значило.

Избыток ярких цветов неожиданно вызвал ощущение утомления. Мысль о нехватке блеклости для уравновешивания показалась нелепой. К её матери невзрачные тона не применялись, и вовсе не потому, что мода жаждала яркости. Беата знала, что маме с детства хотелось разукрасить слишком неприметный мир. Допустимая для ребенка затея взрослому человеку не разрешалась. Но достаточно зрелой женщине удавалось выглядеть гармонично в сочетании кричащих оттенков одежды. Обладательница рыжих локонов в синих, красных и зеленых элементах одежды не сходила со страниц журнала, в редакции которого работала и в своей авторской колонке частенько обновляла личную фотографию. Контраст между матерью и дочерью становился ощутимым с того времени, когда Беата решила, что занятия в модельном агентстве для детей ей ни к чему и принялась читать одну за другой книги из семейной библиотеки, занимавшей маленькую, но отдельную комнату. До сих пор Беате помнились слезы матери о том, что дочь уничтожает шанс обеспечить себе нескучную жизнь. Тогда Беата не понимала, о чем шла речь. И она упустила возможность избежать приторной повседневности. Но, и сожалеть о своем детском решении, Беата не смела, ибо не соответствовала требованиям модельного бизнеса невысоким ростом и чуть более широкими по объему бедрами. А значит, она не совершила ошибку. Все решилось, само собой.

– Вот эти данные нужно обработать и выяснить, почему предприятие не может понизить себестоимость отмеченного маркером товара, – голос главного экономиста прозвучал неожиданно, и Беата едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

Кивнув в знак согласия головой, она попыталась вспомнить в какой момент собственной жизни решила связаться с цифрами, не вызывавшими у неё приступа энтузиазма, за исключением тех, что виделись на циферблате. И не смогла. Какое-то странное стечение обстоятельств усадило её за стол в экономическом отделе.

На двери появился лист бумаги большего размера, чем тот, на котором было напечатано предыдущее объявление. Ему хотелось думать, что прохожие не замечали самого объявления, а не того, что в нем указывалось.

Эрнест задержался у двери. Ему нравилось смотреть на людей, проходивших мимо и не замечавших того, что за ними невольно следят чьи-то глаза. Он не был прочь играть роль неприметного наблюдателя. Обычно ему удавалось увидеть намного больше, даже, если не возникало желания.

Взгляд часового мастера выхватил изящную девушку в черном пальто. Локоны светло-русого цвета развевались на ветру. Когда она повернулась в сторону его мастерской, он получил возможность увидеть лицо с крупными чертами. Её можно было назвать милой, нежели красивой, если под последним понятием подразумевалась присущая женщинам агрессивная сексуальность. Девушка сохранила в себе элементы детскости, и в её облике взрослость вынужденно сочеталась с наивностью.

Провожая взглядом милую особу в черном одеянии, он подумал о том, что именно её хотел бы усадить на место администратора в своей мастерской. Такие лица украшали пространство. Ему не хватало красоты вокруг себя.

Громадная бабочка, не находя подходящий цветок, продолжала устало поднимать и опускать свои тяжелые крылья. Довольствоваться землей, чтобы передохнуть, она не считала допустимым и продолжала неспешно воспарять ввысь, то и дело вынужденно снижая высоту своего полета.

За мучениями непропорционально большого насекомого наблюдала Ламерия. Крылья бабочки оставляли след в виде частиц, присущих миру Безвременья. Видеть их могли служащие уровня Ламерии. Перенеся взгляд к чашке остывшего чая, она загрустила: внутри виднелась жижа, лишенная привлекательности.

– Заберите, немедленно, – голос Ламерии прозвучал неестественно звонко.

Тотчас подбежал маленького роста паж и выхватил из её рук чашку, расплескивая капли чая. Ламерия проследила за тем, как капли приземляются на землю.

– Вернись, – распоряжение она отдала более тихим голосом, – вылей чай.

Паж исполнил повеление Ламерии, и та громко расхохоталась.

– Какая прелесть. Неси чашку с чаем, буду следить, как он превращается в капли.