Тофик Касумов - Век агрессии. Возможности и допущения

Хайдеггеру удалось построить дом бытия, выделить принципиальное начало – «бытие бытующего», человека, существующего способом экзистенции – возможности бытия личности как бытия-в-мире. Понятийность экзистенциальной онтологии должным образом способствовало созданию аналитических полей для экзистенциализма – философии существования, в которых и ныне продолжают философы активно разрабатывать насущные проблемы человека.

Но если принять данное учение Хайдеггера как «бытие бытующего», то можно видеть продолжение и чисто бытийной стороны уже в названии одной из философских работ. Так. современный французский философ Жан-Люк Нанси продолжает бытийную проблематику как бытие единичное и множественное и под стать этому тематизирует такие проблемы, как «сообщество» и «событие». Но он не соглашается с Хайдеггером в том, что человек есть главный персонаж бытия, и ставит вообще под сомнение единичное самого бытия. Бытие рассматривается как сущее всего и вся, и у этих сущих есть также права на философию. Данный подход автора, казалось бы, должен был приблизить к тому, чтобы начать разрабатывать философию агрессии. Мы рассматриваем человека во множестве его действий и говорим о множественном индивиде. Агрессия сама по себе как сущее также есть единичное множественное и имеет право на философию. Однако смущает безликий перечень всех объектов, самих по себе. Потом в таком контексте «всё» будет как «ничего». Ведь если Хайдеггер понимает сущее как сущее и говорит о человеческой понятности бытия чётко и недвусмысленно, то другое мы видим у Жак-Люк Нанси. Он предлагает, как сам выражается, несколько разрозненных тем, что «является следствием фундаментальной трудности». Жак-Люк Нанси. Бытие единичное множественное. Минск, 2004. С. 11. При этом не скрывает амбиции текста «переделать всю „первую философию“, обеспечивая её, в качестве основания, „единичным множественным“ бытия». (там же). Перво-наперво – это утверждение равенства всех вещей в мире (людей, ящериц, зерна, алмазов и т. д.) как отношение между языком и вещами. Все взаимодействие достигается в языке и посредством языка. Всё в равной мере имеет доступ к миру. Нет никакого привилегированного субъекта, возражает он Хайдеггеру. Это уже звучит и провозглашается как верх «демократии» объективированного бытия. У Нанси единичное становится множественным так, что стирается индивидуальность и тогда, надо думать, растёт и усиливается идентичность. Это и есть у Нанси бытие-вместе, сообщество как основа бытия. В то же время не смотря на такое единение, «в горизонте бытия» он указывает на хаос, с чем сталкивается человеческое бытие, и утверждает, что в бытии есть «Война несмотря ни на что». Теорию сообщества, он развивает как бытие-вместе, не забывая и о «событии». Но о событии он говорит не как о произошедшем, фактологическом, которое может разрывать равновесие, а как о со-бытии, что «связано с первоочередным онтологическим условием со-бытия или бытия-вместе». Мы не станем далее рассматривать философию Нанси, это не входит в наши задачи. Скажем одно, если Хайдеггер разработал сложную архитектонику бытия, где главным является человек, то у Нанси бытие есть «всё вместе», которое, однако, выдаётся как хаос. Возможно, в этой части он мог быть ближе к представлениям о Веке агрессии, но не стал.

Однако уже по Хайдеггеру вначале надо думать о том, что для философии агрессии следует построить свой дом бытия: создать язык бытия агрессии и обустроить в общих контекстах бытие составляющих агрессию. Основными направлениями развития здесь могли быть: «онтология языка агрессии»; «онтология событийности агрессии» и «онтология смысла агрессии». И прежде всего прояснение вопросов онтологии «вечно пребывающей агрессии», как того, что было дано далёкому пращуру как инстинкт-агрессия в «сродни с рык-голосом, языком и зубами» а впоследствии стало изменяющейся данностью в мире людей. Эти исследования, несомненно, потребуют кардинальных усилий философской мысли. Однако на сегодня мы не назовём философа с размахом и фундаментальностью Хайдеггера, который подошёл бы для этого. Кроме того, нет тематических материалов – концептуально, связанных понятий в текстах и языке. Нет и рабочих понятий, как скажем в психологии. Не вызывают сомнений лишь определяющие роли двух понятий – «нападать» и «разрушать», за которыми видятся субъективные миры, наполненные смыслами, и объективные составляющие – с текущими стечениями и возможностями (вот их то и следует содержательно наполнять в первую очередь).

В достижении поставленных целей философия агрессии должна предстать методологиями и концептами, а также вариантами философских картин агрессии в настоящем и будущем. Эти задачи предстоит решать поэтапно, с обсуждениями и дискурсами. Как и то, что наши цели, предполагающие дискурс, не могут не быть связанными с методологическими ожиданиями от разработок философии агрессии и, одновременно, испытывать общие с ним трудности, названные выше. Поэтому в целях достигаемой понятности реального складывания Века агрессии и предполагаемой целостности его развитии из возможного, мы будем посильно затрагивать общие онтологические вопросы философии агрессии, что же касается нехватки тематических ресурсов, то станем привлекать разные источники, держа за определяющее направление философский курс.

Общим для всех истоков будет персонаж субъекта как начало всех начал. Ибо как в психологии, и ещё больше в социальной психологии, так и в философии действователями агрессии являются субъекты разного уровня (индивид, общество и государство) и значимости, наделённые различимыми возможностями и масштабами по силе. В их субъективных представлениях, предопределяемых чувствами и разумом, желаниями и интересом, таятся смыслы агрессии, извлечение которых могло бы и что-то предотвратить из злого умысла, вот в чём вопрос.

Теперь о том, что постановка новой проблемы агрессии в контекстах жизни и войны, выявление сущностных моментов, связанных со становлением Века агрессии, потребует вначале кратко обрисовать возросшую роль субъективности, её объективации, и всё то, что с этим связано. А именно: является ли субъективность мерилом агрессии, исходя из-того, что в сфере субъективности в основном конструируются смыслы агрессии совместно с целями. Ведь указующие смыслы не бывают без целей, а сами цели должны быть осмысленными. Время должно показать, станет ли смена президента США также сменой субъективности (целей и смыслов) в международной политике, и приведёт в первую очередь к нарастанию новых импульсов агрессивной риторики и напряжённости в мире. И как будут цели совладать со смыслами, скрытыми за субъективным?