Тофик Касумов - Век агрессии. Возможности и допущения

Если признать справедливость высказанных мыслей и предположений, то может возникнуть повод размышлять о назревании и путях складывания Века агрессии. В этих целях примем преддверие, процессы складывания Века агрессии за предмет. мыслимое содержание которых будет связано с темой изменённых состояний. Но будет ли предметно то, чьё существование является ещё вопросом? Обратимся за разъяснениями к философии, где принято считать, что понятие реально существующего предмета ничем не отличается от понятия того же предмета, мыслимого в качестве возможного. Здесь у нас нет вопроса по логике выстраивания аргумента, когда мыслимая реальность охватывается логическим и понятийным мышлением, и такое опредмечевание будет вполне допустимым в размышлении. Тем более, что в нашем случае нет и реально существующего предмета Века агрессии как целостности. Однако оговоримся, что представления о предмете должны будут выверяться на основе понятийных связей между основными составляющими Века агрессии.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что речь может идти о неопределённом предмете и относительности суждений. Чтобы они могли быть сопряжены с будущностью века надо, по крайней мере, основываться на понимании двух вопросов: почему сейчас возникли предположения о Веке агрессии, и что лежит в основе этого? Отвечая на эти вопросы в книге мы будем делать два шага вперёд в наших суждениях о Веке агрессии и шаг назад – в сомнение. Они будут связаны как с выявлением основных характеристик Века агрессии как целостности (объект), так и путей, механизмов складывания составляющих в преддверии (предмет). Метафизические экскурсы здесь неизбежны, ибо объект (Век агрессии как целостность) относится к сфере невидимого. Но вначале следует определиться с тем общим, что характеризует объект и предмет как целое и часть Века агрессии.

Определиться с объектом размышлений значить выделить в нём то «определяющее» (в нашем случае ряд основных признаков), что может характеризовать его в целом, и в дальнейшем стать его «именем», по которому он будет узнаваем. Объект Века агрессии может лишь предвидеться как таковой в будущности своих основных признаков. Однако его предметность имеет как бы своё собственное существование, но не в смысле, конечно, платоновской идеи, а как образ или мыслимые взаимосвязи структурных элементов. Поэтому для «указующего» предмета важно, во-первых, привести доказательства в пользу различимого, и во-вторых, установить логические связи между ним как «определителем» и определяемым». А в наших целях следует указать круг связующих элементов предмета Века агрессии, чтобы начать предметно размышлять об их значимой роли и связях. Такой предмет будет связан с темой изменённых состояний, взаимодействием чувств и поведенческих действий, где ключевым будет возвеличение агрессии в глобальном плане как значимого фактора складывания целостности Века агрессии.

Итак, исходя из новых замечаний о субъективности и сделанных допущений, Век агрессии представляется как некая социальная целостность (картина), взятая во времени и пространстве. Ключевым моментом здесь являются люди и их отношения. В значительной мере эти отношения будут характеризовать новое качество человеческой агрессии. Это будет проявлением агрессии в «родном» веке, когда она станет по сути «обиходной» и вольной в людских отношениях, и востребуется не раз для многих сторон жизни. К такому мир людей может прийти в результате как изменённых состояний самой агрессии, так и различного рода стечений в жизненных обстоятельствах, определяющих прежде всего напряженность в связях между явлениями. Тогда агрессия на агрессию должна будет возобладать в жизненных пространствах и стать всеохватной и всеобщей, чтобы эффективно выражаться и противостоять в каждой борьбе. И сами мысли будут в унисон с нею течь и развиваться в событиях, курс которых станет определять смыслы агрессии.

Однако в силу наших полаганий о назревающем Веке агрессии, мы найдём лишь некие предсказания относительно глобального развития враждебности и напористости в мире людей, а также предсказуемые риски возможного. Такие предвидения выражаются посредством рыхлой цепи фатальных образов будущности мира. К ним, собственно, и прилагается само искомое понятие в границах времени века. Именно на таких началах входит в обиход и становится употребительным понятие «Век агрессии» как мыслимый объект, который осваивается понятийно, первоначально языком политики как процесс и выражение тревожно – годичного на смысловой стороне политической действительности, когда и само грядущее Века агрессии должно видится во всеобщности враждебной политизации и действий.

Поэтому не будет преувеличением, если сказать, что, выражая всеохватно противостояние как больших, так и малых государств, политика враждебной наступательности уже сама по себе свободно шествует по миру. Она исподволь проникает в сознание людей, определяя тревогу и глобальную напряжённость. В самих же обществах соразмерно усиливается социальный настрой на межнациональную конфликтогенность, расширяя и наполняя политической агрессией жизненные пространства.

В политике «противостояний» мы находим сущностные смыслы захвата и порабощений, связанные с агрессивными смыслами войны (смыслоагрессии войн). Эти смыслы будут «утопать» в «историчности» прав на захват чужих земель (пример тому Армения), в обосновании политических преимуществ и привлекательности строя жизни, имеющих право на установление своих демократических ценностей, их глобального вживления в тело человечества (США). Разумеется, такая политика не может не сообразовываться с реальными возможностям и установками на ведение войны.

Но если мы попытаемся извлечь и как-то «взвесить», смыслоагрессии войн, что с необходимостью должно выявить прежде разумное в принятии решения «напасть», то увидим, что политике войны ничто человеческое не бывает чуждо. И что порою надуманные исторические картины, обиды, вперемежку с завистью, а то и сами амбиции величия и национального превосходства, могут брать вверх. Брать вверх вопреки разумно-рациональному и авантюрно провоцировать военные действия.

Такая политика, исходя из силы и враждебных чувств, задаётся вместе с «риторической агрессией», с которой одномоментно могут уживаться как чувства нахрапистости и безответственности, так и тревоги со скрытым чувством страхом за свою безопасность. Совмещаясь в общем «политическом вареве» и изливаясь вовне, вершители такой политики будут «страшить» и «страшиться», продолжая своё посильное участие в политике нацеленности на то, чтобы стать действительностью реальной войны. И тогда политика как «агрессия в себе» может статься «агрессией для многих» в мире людей. Она становится таковой в событиях, характерных для таких отношений, когда враждебный настрой приводит к агрессивным вылазкам. Политика, выраженная таким образом в действиях и ожиданиях враждебного, что должно обрекать на особые чувства и переживания, может реально претендовать на то, чтобы подспудно быть одной из составляющих в складывании Века агрессии.