Тофик Касумов - Век агрессии. Возможности и допущения

Целостность Века агрессии обеспечивает сама агрессия, которая «живо» присутствует во времени и пространстве, делает целокупным (максимальным) само существование и разрушение элементов жизнедеятельности. Что предстаёт тревогой, страхом и переживаниями, выраженными в агрессии, с одной стороны, против изначальной агрессии за отъём, лишения своего и собственного существования, с другой. Поэтому Век агрессии предваряется вопросами о том, как такое становится возможным в целом и каким образом агрессия смогла взраститься по силе и значимости среди многих чувств, подчинив их себе. И в единстве с ними воздействовать на мысли, действия и поведение человека, обеспечивая тем самым сущностное в реальности Века агрессии. Когда апофеозом изменений будет то, что агрессия смогла слиться с сознанием людей и обрести свойства надличностной сущности, снабжая человека образцами агрессивного.

Но что в таком понимании есть надличностная сущность, и какова её роль в складывании Века агрессии? В известной мере пояснением здесь могут послужить идеи Эдмунда Гуссерля (1859 – 1938) и Макса Шелера (1874 – 1928) о «созерцании сущностей». У Гуссерля это метод эйдетической интуиции (созерцание сущностей), а у Шелера – духовный (философский) акт постижения сущности человека. Мы ознакомились с этими идеями, после того как стали разрабатывать понятие «надличностные сущности агрессии». Методологические сомнения нас не оставляли, однако работы названных авторов придали нам уверенности в плодотворности избранного пути. Гуссерль расширяет содержание понятия созерцания, когда полагает, что подобно тому, как можно непосредственно слышать звук, можно созерцать «сущность», сущность «звука», сущность «вещного явления», сущность «видимой вещи», сущность «образного представления» и так далее и, созерцая, высказывать сущностные суждения. Прекрасно, то, что надо, имея ввиду также сущность агрессии, её значимость в расширении возможностей агрессивного поведения. Ибо сущность не только является и исчезает, она остаётся в сознании как воспроизводящая действие по образцу. При этом человек понимается как сознание вообще, в котором надличностная сущность может выступать данностью. Иными словами, усвоение такой сущности происходит не в свете метафизики, когда вопрошается, что «есть», а в мире чувств, воплощаясь в конкретное действие.

Надличностная сущность агрессии, как было сказано, это образцы агрессии, изначально усвоенные личностью извне и сохранившиеся в сознании. Они продолжают пополняться из жизненных практик и имеют прямое отношение к проявлению агрессивных действий (ведь наш имярек продолжает их «слышать»). По сравнению с такими близкими понятиями как заражение и подражание , понятие «надличностная сущность» будет устойчивее и объёмнее. Ибо его образцы агрессии включают причинно – следственные связи, потом в своей разновидности и множестве они предстают структурой агрессивного давления на личность. Уже как «банк» образцов агрессии, такие сущности связаны с внешним миром, посредством которого пополняется новыми образцами, и с внутренним миром, поставляя эти образцы для осуществления агрессивных действий. Так надличностная сущность агрессии связывает всеобщее (агрессивные практики в мире) с единичным (поведенческим актом личности в агрессии) в нужный момент и при определённых обстоятельствах. Это существенное условие в возрастании значимости и самостоятельности агрессии в складывании составляющих и обеспечении структурной целостности Века агрессии. Он допускает, что агрессия будет уходить от причинно-следственной отношений, механического ряда причинности, утверждаясь как множество отвлечённых от них сущностей. Ибо сущности агрессии в ситуациях перейдут в блуждающий способ существования. В жизненных мирах они станут прилагаться к поведению в готовых формах, без особой надобности в причинности и каких-то новых образцов агрессии.

Здесь к месту будет сказать, что против причинной связи между явлениями из известных философов выступал шотландец Дэвид Юм (1711—1777). Он полагал бездоказательным существование причинной связи, считал её иллюзией разума, а то и просто привычкой, не более того. Но причинно – следственные связи есть и продолжают быть устойчивыми в объяснительных схемах. Как с этим быть? Ведь позже созвучные мысли мы находим в квантовой теории, предполагающей индетерминизм (отрицание полное или частичное причинности). К этому следовало бы добавить и бытующее мнение о том, что Дух не знает никакой причинности. Последний разворот в отторжении причинности связан уже с постмодернистскими теориями, согласно которым в меняющемся мире (надо полагать и в калейдоскопе причинности) причинные связи как таковые утрачивают свою значимость.

Заметим, что по бытующей логике вещей причина содержит в себе следствие, которое закладывается намерениями и мотивацией. В житейском же плане, в котором нет дел до высокой материи, причинность имеет хождение, чтобы оправдывать неблаговидные поступки. Сохраняет она своё место в межгосударственных отношениях.

Однако в Век агрессии, в век всеобщности и всеохватности агрессии, когда она предстанет как необходимое действие вообще, думается, что не будет особой необходимости выискивать каждый раз отдельные причины событий. Ибо в процессе складывания Века агрессии вся причинность будет запечатлеваться в надличностных сущностях, которые станут срабатывать по принципу реле, реагируя на определённые ситуации. Здесь следует познавать скорее не причины, а границы и горизонты.

В личностном плане укоренившиеся надличностные сущности сподобятся социальным инстинктам, представляя ситуативно актуальные образцы агрессии в причинно – следственных связях. Тогда место причинной агрессии займёт агрессивное действие как «запечатлённое событие» (образец установки на то, как «надо быть и действовать»), которое следует рассматривать ситуационно. Однако причинность полностью не исчезнет, она ослабнет в традиционном понимании как рацио. По мере складывания Века агрессии, причинность будет смещаться в область чувств и там сможет укорениться как фермент – катализатор (закваска) образцов.

В этой связи следовало бы говорить о трёх типичных ситуациях: личностной, националистической и межгосударственной. Личностные признаки и элементы присутствуют во всех ситуациях. Хотя на поверхности вещей всё это продолжает рассматриваться в свете причинно – следственных связей. Но как бы то ни было, агрессия, став самодовлеющей в производстве событий, должна будет по существу сместить рациональную причинность, укоренив её в чувствах как в своей «союзнице». Обретая свою вековую весомость, агрессия станет действенным участником и катализатором во всех процессах, сколько-нибудь значимых для жизненного мира людей.